— Это действительно кусочек дерева от подлинного Креста Господня? — прошептал Эадульф, тоже охваченный благоговением.
— Так мне было сказано, — отстраненно отозвался Агато.
Глаза у Фидельмы заблестели, и губы ее затрепетали.
— Как могло предъявление вот этой святыни — предположим, что ты говоришь правду, — убедить настоятельницу поддержать Рим, а не Иону? — спросила она с важностью.
— Это же очевидно. Признав истинный крест у меня в руках, она должна была понять, что я — избранный, что Христос говорит через меня, как говорил через Павла из Тарса.
Голос его звучал спокойно и самодовольно.
Эадульф бросил на Фидельму смущенный взгляд.
— Христос избрал тебя? Что ты имеешь в виду? — спросил он.
Агато хмыкнул, словно перед ним был сущеглупый.
— Я глаголю лишь истину. Уверуйте. Мне было велено пойти в лес рядом с Витби, и на поляне некий голос воззвал ко мне, говоря: возьми щепку с земли, ибо се есть lingum sanctae Cruris. Затем голос повелел мне идти и проповедовать заблудшим и обманутым. Уверуйте — и глаза ваши откроются!
— А Этайн уверовала? — осторожно спросила Фидельма.
Агато повернулся к ней, его глаза по-прежнему были полузакрыты.
— Увы, не уверовала. Она осталась в путах, ибо не узрела истины.
— В путах? — растерялся Эадульф.
— Или блаженный апостол Иоанн не сказал: «истина сделает вас свободными»? Этайн была в оковах. Она не уверовала. Сам Августин писал: верующий верит в то, чего еще не видел; наградой же по вере будет узрение того, во что ты веруешь.
— Что ты сделал, когда настоятельница Этайн отвергла твои доводы? — поспешно спросил Эадульф.
Агато выпрямился с гневным достоинством.
— Я удалился, что еще мне оставалось делать? Я не хотел запятнать себя беседой с неверующей.
— Как долго ты пробыл с Этайн из Кильдара?
Священник пожал плечами.
— Не более десяти минут или меньше того. Я показал ей истинный крест и сказал, что Христос говорил через меня и что она должна принять сторону Рима. Когда она обошлась со мной как с ребенком, я удалился. Я понял, что надежды на спасение у нее нет. Вот и все.
Эадульф опять переглянулся с Фидельмой и улыбнулся Агато.
— Хорошо. У нас больше нет вопросов. Теперь ты можешь идти.
Агато сунул щепку обратно в свою сумку.
— Вы, оба, уверовали теперь — теперь, когда узрели истинный крест?
Эадульф старательно улыбнулся.
— Разумеется. Мы поговорим с тобой об этом после, Агато.
Когда священник вышел, Эадульф обратил встревоженный взгляд на Фидельму.
— Безумен! Этот человек совершенно безумен.
— Если вспомнить, что все мы рождаемся безумными, — грустно ответила Фидельма, — многие тайны мира станут понятны.
— Но при таких взглядах этот Агато вполне мог убить настоятельницу, когда она отказалась принять его веру.
— Может быть. Я не уверена. Но из всего этого мы можем сделать одно твердое заключение.
Эадульф посмотрел на нее.
— Это очевидно, — улыбнулась Фидельма. — Сестра Ательсвит, наблюдая за всеми посетителями кельи Этайн, видела не всех. И вряд ли она видела того, кто убил Этайн.
В дверь тихо постучали, и сестра Ательсвит просунула голову в комнату.
— Король Освиу просит вас немедленно явиться в покои матери Хильды, — сказала она опасливо.
Сестра Фидельма и брат Эадульф стояли перед королем молча. Освиу был в комнате один, он оторвал взгляд от окна, через которое созерцал гавань внизу. Хмурое и тревожное выражение на его лице немного посветлело.
— Я послал за вами, чтобы узнать, нет ли у вас новостей? Приблизились ли вы к раскрытию преступления?
В его голосе Фидельме послышалось недовольство.
— Мы не можем доложить тебе ничего определенного, Освиу Нортумбрийский, — ответила она.
Король закусил губу. Морщины на его лице стали глубже.
— Вам вообще нечего мне сказать? — Это была чуть ли не мольба.
— Ничего полезного. — Фидельма оставалась спокойной. — Мы должны продвигаться осторожно. Или время вдруг стало так подпирать тебя, что ты пожелал, чтобы дело было раскрыто быстрее, чем тебе хотелось раньше?
Король пожал своими могучими плечами.
— Ты, как всегда, проницательна, Фидельма. Да. Напряжение нарастает. — Освиу заколебался и вздохнул. — В воздухе носится призрак междоусобицы. Ныне мой сын Альфрит строит заговор против меня. Ходят слухи, что он собирает воинов, дабы изгнать ирландских монахов силой, а моя дочь Альфледа, по слухам, собирает тех, кто поддерживает церковь Колумбы, чтобы защищать монастыри от Альфрита. Достаточно одной искры — и все это королевство будет охвачено огнем. Обе стороны обвиняют друг друга в смерти Этайн из Кильдара. Что мне сказать им?
В голосе короля звучало отчаянье. Фидельме даже стало жаль его.
— Мы все еще не можем ничего сказать тебе, милорд, — повторил Эадульф.
— Но вы допросили всех, кто видел ее перед смертью.
Фидельма раздвинула губы в невеселой улыбке.
— Без сомнения, ты знаешь об этом из хорошего источника. Не сестра ли то Ательсвит?
Освиу смутился и развел руками.
— Это что, тайна?
— Это не тайна, Освиу, — ответила Фидельма. — Но сестре Ательсвит следовало бы быть осторожней и не сообщать о наших действиях, чтобы это не дошло до ушей тех, кому об этом знать не нужно. Остался еще один человек, которого мы не допросили.
— Я велел сестре Ательсвит доложить мне, когда вы закончите допросы, — сказал Освиу, как бы защищаясь.
— Ты только что сказал, что твой сын Альфрит строит заговор против тебя, — сказала Фидельма. — Думаешь, это серьезно?
Освиу опять развел руками.
— Слишком гордые сыновья королю не друзья, — тяжело вздохнул он. — Чего еще может хотеть себялюбивый королевский отпрыск, как не стать королем?
— Альфрит хочет стать королем?
— Я поставил его королем Дейры, чтобы утолить его притязания, но ему мало — он желает занять трон всего королевства Нортумбрии. Я это знаю. И он знает, что я знаю. Мы лишь играем в доброго отца и преданного сына. Но вполне может настать день…
Он еще раз пожал плечами.
— Такие расследования требуют времени, — сказала Фидельма успокаивающе. — Нужно учесть множество соображений.
Освиу некоторое время смотрел на нее, а потом скривился.
— Конечно, ты права, сестра. Я не имею права давить на вас. Вы ведете розыски ради истины. А я — ради того, чтобы уберечь королевство от разделения и кровопролития.