— И что теперь?.. — осторожно поинтересовался Полусветов.
— Теперь я под подозрением, — мрачно ответил Клебовников. — Следователь сказал, что они не будут спускать с меня глаз.
— Дели все на шестнадцать, — с напускной веселостью сказал Яковкин. — Если бы у них что‑то на тебя было, сразу же предъявили бы…
— Я‑то знаю, что ничего там и быть не может, но мне теперь это доказывать приходится.
— Доказывает пусть следователь, у нас существует презумпция невиновности, — решительно заявил Полусветов.
— У нас много чего существует, — Клебовников явно пребывал в миноре. — Только от этого не легче.
— Все, хватит мучить человека, — подвел черту Полусветов. — Ты, Коля, держись. А мы пошли работать. — Он встал, за ним нехотя поднялся Яковкин, и оба удалились, оставив Клебовникова наедине со своими мыслями.
Когда Майя сообщила боссу, что отправляется на свидание, он некоторое время хмуро смотрел на телеэкран, где полным ходом шел поединок на шпагах между двумя стройными белозубыми красавцами. Судя по всему, блондин должен был победить. Зло олицетворял брюнет, обладатель коварных усов, одетый во все черное.
— Даю тебе увольнительную до одиннадцати, — сказал Сильвестр. — В нашем районе, как ты знаешь, очень неспокойно в последнее время.
Он встал и отправился провожать свою помощницу, которая ради такого случая воспользовалась косметикой и достала из коробки красивые сапоги.
— Не понимаю, зачем женщины перед свиданием так тщательно подкрашивают губы? Все равно поклонник слопает помаду, чего зря продукт переводить?
— Поклоннику должно нравиться то, что он собирается поцеловать, — бросила Майя, повесив на шею красный шарф.
И тут как раз позвонили в дверь. Она открыла и просияла навстречу гостю. На пороге стоял довольно противный тип лет тридцати от роду с длинными волнистыми волосами, чего Сильвестр терпеть не мог, и продавленным подбородком, как у Тимоти Далтона. Оттого, что тип ему сразу не понравился, Сильвестр слегка переиграл с радушием.
— А! Максимилиан! — воскликнул он, разведя в стороны руки, как будто встретил старого знакомого и страшно ему обрадовался. — Моя помощница только о вас и говорит. Все Максимилиан да Максимилиан…
Заметив, что Майя остолбенела, он оборвал себя на полуслове и удивленно спросил:
— Что?
Когда Сильвестр был маленьким, родители повезли его на пикник. Собралось много народу, и еду разложили прямо на одеялах, и тетя Лариса, которая всегда очень много болтала, взяла бутерброд, на котором сидел кузнечик, сунула его в рот и разжевала. Так вот. Сейчас у Майи было точно такое же выражение лица, как тогда у тети Ларисы.
— Это Виктор, — сказала она мертвым голосом.
— Хм, — пробормотал Сильвестр. — Видно, я что‑то перепутал. Ну, извините меня. В любом случае приятно познакомиться.
Виктор хмуро кивнул и окинул хозяина квартиры неодобрительным взглядом. Отчего сразу стало ясно, что у Майи с ним будут нешуточные проблемы. Мужчины с ямочкой на подбородке ревнивы, как Отелло, и страшно неуступчивы. Раздув ноздри и не попрощавшись с шефом, Майя взяла своего очередного воздыхателя под ручку и вывела из квартиры на лестничную площадку.
Однако вечер не задался с самого начала. Едва переступив порог, она увидела, что к двери пенсионера Чепукина пришпилено объявление, призывающее выкурить хозяина из квартиры с помощью слезоточивого газа и устроить ему публичный товарищеский суд. За все прегрешения разом. Судя по количеству подписей, на суд следовало заранее бронировать места.
Поскольку Чепукин обычно не выходил из квартиры в дни мятежей и бурь, его еще ни разу не удалось призвать к ответу за содеянное. А делал он исключительно всякие гадости. Полчаса назад кошка четы Яновых по кличке Розина — упитанное и безвредное создание — из каких‑то своих кошачьих соображений написала на коврик перед чепукинской дверью. Тот застал ее на месте преступления, изловил, занес к себе на кухню и привязал к хвосту консервную банку из‑под шпротов. В тот момент, когда Майя и Виктор вышли, дверь напротив приоткрылась, из нее высунулась корявая рука и выбросила извивающуюся кошку на лестничную площадку.
Та немедленно принялась бегать кругами и при этом вопила так, будто ее резали на сотню маленьких Розин. От неожиданности Майя взвизгнула, а Виктор попытался отбросить животное ногой, потеряв в глазах Майи как минимум десяток очков, которые она начисляла каждому из своих поклонников, имея в виду их плюсы и минусы.
Заведя уши назад, громыхая банкой, Розина понеслась вниз по лестнице, а из‑за двери Чепукина донесся дребезжащий смех.
— Чепукин, я это видела! — закричала Майя, подбежав поближе и стукнув ладошкой по дерматину. Объявление качнулось, но удержалось на своем месте. — Вам это даром не пройдет!
— Так мы пойдем гулять, или ты собираешься прямо сейчас вступить в ряды защитников животных? — спросил Виктор.
Он был раздражен. Ему не понравился Сильвестр — и то, как он себя вел, и то, как хорошо он выглядел. Одно дело, если твоя девушка работает на старика, который не может сам дойти до ванной комнаты, это еще как‑то можно пережить. И совершенно другое — если она живет под одной крышей с сорокалетним холостяком. Тем более что этот холостяк выглядит совершенно здоровым.
Розина между тем прогромыхала несколько лестничных пролетов и попала прямо в руке хозяйке. Прыгнула ей на грудь и вцепилась в халат всеми четырьмя лапами, воя от ужаса. Отвязывая банку от хвоста своей любимицы, Анжелика Янова выла вместе с ней. Дуэт получился таким впечатляющим, что из квартир высыпали почти все жильцы.
Виктор силой вытащил Майю из подъезда и повел через двор, сопя от напряжения. Она подумала, что если он всерьез рассердится, увольнительная пропадет ни за что, поэтому принялась к нему подлизываться. Кое‑как ей удалось смягчить кавалера, между ними воцарился мир, и они отправились на бульвар.
По этому бульвару ходило столько влюбленных, что он отяжелел от чувств. Под мощными деревьями лежали сливочные, никем не тронутые сугробы. Чугунные скамейки вдавились в грунт, по ним семенили слюдяные голуби и скакали резиновые воробьи. Фонари смотрели сверху ласковыми глазами, и воздух был пряным оттого, что его выдыхали губы, сладкие от любви. Здесь гуляли подростки с жуликоватыми глазами — они крали другу друга поцелуи и глядели на прохожих с вызовом. Мелькали свежеиспеченные парочки, занятые флиртом — мужчины демонстративно курили, женщины фальшиво смеялись. Плененные страстью проскальзывали мимо летучими голландцами — не отворачивая друг от друга инфернальных лиц.
Майя, повиснув на руке Виктора, принялась размышлять, в какой стадии находятся их отношения. Поняла, что в самом начале. И это прекрасно, потому что наиболее волнующая часть всякого любовного представления — несомненно, увертюра. Впрочем, существовал еще Максимилиан… Там тоже намечалась увертюра.