– Элоиз? – позвал я наконец.
Старая женщина кивнула.
– Я знаю.
– Вы знаете? Откуда вы знаете?
Она молча достала из кармана своего фартука потрепанную, синеватую фотографию молодого священника; щурясь на солнце, он держал в руках большую соломенную шляпу.
Я продолжительное время смотрел на фотографию, потом сказал:
– Это отец Энтон.
– Да, monsieur. Я знала его долгие годы. В молодости мы были близкими друзьями. По сути дела, настолько близкими, что вряд ли нам было необходимо говорить, чтобы знать, что каждый из нас думал. Ну, отец Энтон прошлой ночью каким-то образом связался со мной. Я проснулась и почувствовала, что потеряла его; а когда я увидела сегодня утром вас, я поняла, что он мертв.
– Вы не сказали Жаку?
– Я никому не сказала. Я не совсем была уверена, что это правда. Я надеялась, что это не так. Но потом я увидела вас и все поняла.
Я достал колечко волос, которое она мне дала.
– Послушайте, Элоиз, – сказал я, – у вас больше нет такого?
Она подняла свою седую голову и внимательно посмотрела на меня сквозь очки, с прилипшими к линзам точечками муки.
– Вам нужно еще? Зачем?
– Дьявол на свободе, Элоиз. Это дьявол убил отца Энтона. Вот почему мы едем в Англию. Дьявол требует.
– Требует?
– Если мы не будем делать, что он говорит, он зарежет нас. Мадлен и меня. Его зовут Элмек. Дьявол ножей.
Элоиз дрожащими руками забрала у меня фотографию отца Энтона. Она была так взволнована, что поначалу не могла говорить, и я налил ей маленькую рюмку кальвадос. Она отпила половину, закашлялась; потом снова посмотрела на меня; лицо ее было настолько страшным от напряжения, что я и сам почувствовал страх.
– Он страдал? – прошептала она. – Он страдал, бедный отец Энтон?
– Я не знаю. Я не думаю. Но я видел, как умерла Антуанетта, его домохозяйка: она ужасно мучилась.
– Что же будет? Что вы собираетесь делать?
– Мы мало что можем сделать, кроме того, что нам приказывают. Дьявол собирается сжечь дом, чтобы никто не узнал, что произошло, – и, Элоиз, страшно важно, чтобы вы не говорили никому.
Элоиз плакала.
– А что с Мадлен? – пробормотала она, вытирая фартуком свои глаза. – Он не причинит Мадлен вреда, ведь правда?
– Этого не произойдет, если мы будем делать то, что он нам говорит. Я должен узнать, как первым его уничтожить, как изгнать его. Тем не менее, мы должны подчиняться ему и помогать искать двенадцать его собратьев.
– Я могу сделать лишь одну вещь, чтобы помочь вам. Подождите минутку.
Она с трудом поднялась со своего стула и побрела по кафельному полу, к кухонному шкафу. Открыв дверцу, она пошарила среди консервных банок, кувшинов и коробок и наконец достала маленькую баночку с напечатанной на ней известной маркой французских таблеток от кашля. Она принесла ее к столу и аккуратно открыла крышку.
Я заглянул внутрь. Там не было ничего, кроме кучки серого порошка.
– Что это? – спросил я ее.
Она закрыла крышку и передала баночку мне.
– Говорят, что это пепел одежды, которая была на Христе, когда его распяли. Это самая сильная реликвия, которая у меня есть.
– Что она сделает? Она защитит нас?
– Я не знаю. Некоторые реликвии имеют действительно магические свойства, а некоторые – просто обман. Это все, что я могу сделать. Это все, что я могу вам дать.
И она отвернулась; глаза ее были наполнены слезами. Я не знал, как ее успокоить. Опустив в карман баночку с пеплом, я допил свой кофе. Часы пробили восемь; я знал: если мы хотели успеть на утренний паром в Нью-Хейвен, мы должны были спешить.
На лестнице, с чемоданчиком в руке, показалась Мадлен. Я встал из-за стола, взял у нее чемоданчик и на прощание нежно похлопал Элоиз по плечу.
– В чем дело? Почему Элоиз плачет? – спросила Мадлен.
– Она знает об отце Энтоне. И она боится, что то же самое случится и с тобой.
Мадлен склонилась над старой женщиной и поцеловала ее.
– Не беспокойся, – сказала она. – Мы ненадолго. Мистер Мак-Кук за мной последит.
Элоиз печально кивнула.
– Поедем, – сказал я, – а то можем опоздать.
Мы вышли на двор, и я погрузил чемоданчик Мадлен в багажник «Ситроена». Как мокрая вуаль, на нас опускался слабый снег. Нам оставалось забрать еще лишь один предмет багажа – средневековый сундук из подвала дома отца Энтона. Мы с Мадлен залезли в машину, и я завел двигатель. По узким и заледеневшим дорогам, сопровождаемые назойливым гудением печки и писком ерзавших взад-вперед дворников, мы направились обратно.
Хотя французы поднимаются рано, к тому времени когда мы добрались до дома отца Энтона и остановились на переднем дворе, деревня все еще казалась необитаемой. Выйдя из машины, я открыл дверь для Мадлен.
– Зачем мы здесь? – спросила она.
– За дьяволом, – ответил я хмуро. – Мы забираем его с собой.
– Забираем его с собой? Я не понимаю.
– А ты просто иди и помогай мне. Я попозже расскажу тебе, что все это значит.
Мадлен подняла голову и посмотрела на дом. Она могла видеть разбитое окно спальни отца Энтона, развевавшиеся с хлопаньем шторы.
– Отец Энтон там? И Антуанетта?
Я кивнул.
– Мы должны спешить. Как только мы уедем, дьявол подожжет дом.
Мадлен перекрестилась.
– Мы должны вызвать полицию, Ден. Не можем же мы допустить, чтобы это произошло.
Я схватил девушку за запястье и потащил к дому.
– Ден, мы обязаны! Я не могу позволить оставить отца Энтона вот так!
– Слушай, – сказал я резко. – У нас нет другого выбора. Если мы не будем делать то, что говорит нам Элмек, то умрем, как и они. Ты можешь это понять? И, кроме того, это и у отца Энтона единственный шанс выжить.
Открыв ключом тяжелую парадную дверь я толкнул ее внутрь.
– Что ты имеешь в виду? – произнесла девушка. – Он мертв. Какой у него может быть шанс?
Я посмотрел ей прямо в лицо.
– Потому что я заключил сделку. Если мы поможем Элмеку найти двенадцать его собратьев и все они вызовут демона Адрамелека, тогда Элмек попросит у него воскресить отца Энтона и Антуанетту к жизни.
– Ты, конечно же, этому не веришь? – Мадлен пристально смотрела на меня.
– А чему мне еще верить? Я видел дьявола, Мадлен. Я видел его собственными глазами. Я видел Антуанетту, утыканную ножами. Я видел отца Энтона, распотрошенного, как говяжья туша.