– Видишь Кейт Форчун с младенцем? Я кивнула.
– Румыния. Дэйв и Никки Руффорд? – тропические леса. Хьюи – фонд Теренса Хиггинса. Благотворительное шоу в пятницу. Я выпишу чек, птичка. С радостью выпишу тебе чек. Позвони моему агенту утром, мы что-нибудь придумаем. Но благотворительная акция? Нет, радость моя. Нет. Потребуются месяцы, долгие месяцы тщательной подготовки. Нет. Это безумие. Полное безумие. Аннека! Обними меня, птичка. Мммм, мммм. – Он подмигнул мне через плечо Аннеки. – Дорогая, позвони в офис утром. Я их предупрежу.
Это было ужасно. Я решила потоптаться возле прилавков в углу, создать впечатление, что я хоть чем-то занята, потом отыскать Джулиана. И тут сквозь образовавшийся просвет в океане голов я увидела Оливера.
Его голова отдернулась, будто он резко затормозил. Мы уставились друг на друга, как кролики на фары несущегося навстречу автомобиля. Океан голов сомкнулся, и он исчез. Дрожа от шока, я повернулась к прилавку и сделала вид, что разглядываю пирамидки, перышки и брошюры. “Фэн-шуй и дизайн интерьера”, “Быстрая ходьба как путь к просветлению”. Внезапно мне захотелось оказаться подальше отсюда.
Я продиралась сквозь толчею. В женском туалете было прохладно и тихо. Я зашла в кабинку, заперла дверь, опустила сиденье унитаза и села. Открылась дверь, и кто-то вошел.
– Видела ее спину? – Сухой, дребезжащий скрежет – Коринна Боргезе.
– Ты имеешь в виду бывшую Оливера? – Сахарный голосок Кейт Форчун. – Позор. Бедная девочка.
– Мне стыдно рядом с ней находиться. Можно подумать, она первая, кто поехал работать в лагерь беженцев.
– О, какой кошмар! Знаешь, хочется что-то сделать... но всем все равно не поможешь.
– Ты права. Помнишь Роберту Гелдоф? Сколько можно, всех достала эта Африка.
Они ушли, а я еще долго сидела, уставившись на дверь кабинки. Мне словно отвесили пощечину. Я прекрасно их понимала. Они пришли на вечеринку, а тут появляется какая-то девица, которую они едва помнят, с роскошным тропическим загаром, и начинает требовать занести ее в ежедневник. Я вспомнила о лагере. О совете О'Рурка, о беженцах, спускающихся с гор. О Шарон, Генри, Бетти, Мухаммеде. Они ждут, что я вернусь и приведу помощь. Но у меня ничего не выйдет.
Я злилась на себя и чувствовала себя идиоткой. Стала искать Джулиана, но его нигде не было. Решила, что самое лучшее, что я могу сейчас сделать, – поехать домой. Только надела пальто и поплелась к выходу, как из мужского гардероба появился Оливер. Он не изменился – лицо чуть располнело, волосы отросли, – но это был все тот же Оливер.
– Рози! – Он с улыбкой подошел ко мне – спокойный, обаятельный. Ни следа прежней раздражительности. – Выглядишь чудесно. – Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и знакомый запах, темная щетина на щеке, его губы, едва коснувшиеся моих, запустили старую химическую реакцию. Атомы и частицы пришли в движение, возвещая появление романтической угрозы. ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ! Все системы, готовность номер один.
О нет, подумала я. О нет. Только не это. Не сейчас. Неужели я все еще... Ради бога, только не это. Я отодвинулась на несколько футов.
– Привет. – Неестественный писк. Я откашлялась. – Привет, – произнесла я низким, грудным голосом. – Как дела?
– Тыквочка! – Он крепко обнял меня. – Я так по тебе скучал. Как Африка?
Какой он нежный. Мы обменялись новостями. Я рассказала ему, зачем приехала.
– ...и в результате, там уже никто не мог помочь, я всё перепробовала, к кому только не обращалась. Это единственный выход.
Он с нежностью посмотрел на меня. Прикусил нижнюю губу и понимающе склонил голову набок.
– Ты права, – ответил он. – Нужно что-то придумать.
Я в изумлении уставилась на него. В голову лезли всякие мысли. Он изменился. С его помощью я смогла бы организовать акцию. Единственный из всех моих знакомых, которого мне следовало бы избегать, но, похоже, лучшей возможности не представится.
– Что тебе нужно?
– Самолет с продовольствием и медикаментами. А лучше два или три, если возможно.
– Сколько у нас времени? – мягко спросил он.
– Три недели, – ответила я. И тут он переменился в лице.
– Три недели? – сказал он. – Три недели? Знакомый тон. Он смотрел на меня и говорил со мной так, будто я была самым ненавистным, жалким, презренным существом на планете Земля. Я уж давно забыла, что это за чувство.
– Ты совсем спятила, – произнес он властным, не допускающим возражений тоном, будто присутствовал на совете директоров и собирался уничтожить оппонента. – Организовать такую акцию за три недели – дикий бред. К тому же я слышал, сегодня ты опозорилась перед всеми.
Спокойно, внушала я себе, ты выше всего этого.
– Помнишь правила, которым я тебя учил? – сказал он. – А? Избранные и их друзья? Ты должна знать границы. Признавать свое низшее положение, не привлекая к себе внимания. Тебе нельзя вести себя как полноправному члену общества. Нельзя смотреть прямо в глаза, оглядываться в поисках знаменитостей, подходить к ним, заговаривать первой, просить об одолжении, утешать и читать нотации. Ты вернулась в Клуб и сразу нарушила все правила. Я следил за тобой – ты выставила себя идиоткой перед всеми. У тебя была идеальная возможность – ты же старый друг, поэтому к тебе относятся с доверием. Если бы ты не лезла со своими африканцами, то стала бы одной из нас. Но ты облажалась. Забыла все, чему я тебя учил. – Его внимание привлек кто-то за моей спиной. – Тыквочка, – сказал он, но на этот раз не мне.
Это была Вики Спанки, актриса, которая была замужем за индейцем из тропического леса. Ее темные блестящие волосы были уложены в аккуратный боб. На ней было надето нечто странное, очень похожее на набедренную повязку ее индейца.
– Может, пойдем, Олли? – Она подошла к нему и дотронулась пальчиком до лацкана.
– Вики, ты же помнишь Рози? – Он взял ее за руку, как пятилетнюю воспитанницу детского сада. Интересно, что случилось с индейцем?
– Рози приехала из Африки, чтобы реализовать несколько нереалистичный план. К сожалению, – со смехом произнес он, – я вернул ее обратно в чудовищный реальный мир.
– Спокойной ночи, – произнесла я и спустилась по лестнице.
“Спокойной ночи”. Нет, мне надо было попрощаться с ним совсем по-другому. Я ехала в такси по Риджент-стрит, от ярких огней болела голова. Нет, мне следовало сказать: “Спокойной ночи, мешок дерьма”. Нет, лучше так: “Спокойной ночи, подтирка для задницы”. Кто это сегодня сказал? “Отвали, маленькая сучка”, – ответил бы он. “Все еще страдаешь от перепадов настроения, Оливер? Дать телефон психиатра?” Нет, надо было проявить великодушие. Надо было прервать его тираду об избранных и их друзьях и сказать: “Ты очень плохого мнения о своих друзьях. Думаю, они этого не заслуживают. Не все такие, как ты, Оливер”. На пути из Вест-Энда в северный Лондон я успокоилась. Правильно сделала, что не стала с ним пререкаться. Правильно сделала, что ушла и оставила его в покое. Надо было сматывать удочки, как только я его увидела.