– Хей! Оливер Марчант. Сэр. Большой босс. Сейчас принесу вам выпить, сэр. – Майки вскочил с кресла. – Оливер Марчант, это Надя Симпсон.
– Очень приятно. Давай, давай, говори дальше, – Оливер пододвинул кресло и сделал знак официанту. Большой скотч, пожалуйста, Ханнес. Вы что-нибудь будете? Продолжай, Надя.
– Надя хочет, чтобы люди узнали, что происходит.
– А что происходит?
– Ее народ страдает, – сказал Майк.
– Почему? – спросил Оливер. – Послушайте, это очень важно. Это серьезная политическая проблема.
– Что? – Надя вдруг занервничала. – Я не хочу ввязываться в политику. Я в политике ничего не понимаю.
– Надя в политике ничего не понимает.
– Я не интересуюсь политикой. Но знаете, мне кажется, нужно действовать, не просто смотреть и возмущаться.
– Действовать, непросто проливать слезы, – подтвердил Майки.
– Понятное дело, она хочет проливать слезы перед камерой, – со смехом произнес Оливер. – Что ж, очень мило, но, боюсь, наша программа совсем не об этом.
Надя обиделась и вдруг стала похожа на маленькую девочку.
– Здорово, что выхотите помочь, – торопливо произнесла я.
– Подождите минутку. Ничего не понимаю, – сказал Майки. – Ничего непонимаю. Надя Симпсон готова пожертвовать своим драгоценным временем и поехать в Намбулу ради вас, не требуя гонорара, только оплата дорожных расходов, и вы говорите “Спасибо большое, мы вам перезвоним”? – Вот именно, – Оливер откинулся в кресле, потягивая скотч. – Многие знаменитости хотят принять участие в проекте, У нас очень строгий отбор. Если человек собиратмся выступить перед миллионами зрителей в телетрансляции из лагеря беженцев, он должен быть хорошо информирован и говорить ответственные вещи.
– Пошли, Надя. – Майки встал.
– Но Надя хочет участвовать, – вмешалась я. – Пошли, детка. Я не позволю, чтобы он так с тобой разговаривал.
– Хей, подожди, Майки, я хочу поговорить с девушкой. О'кей, Майки? Я хочу поговорить с этой девушкой.
Она поправила овечьи хвостики.
– Люди ко всему относятся негативно, понимаешь? Я хочу сделать доброе дело, а они воспринимают это негативно. Я не понимаю, зачем они так делают, я же пытаюсь помочь. Им нравится все критиковать.
– Нет, им нравится говорить правду, – сказал Оливер.
– Пошли, Надя. Мы зря тратим время. Пошли отсюда.
Майки помог ей встать и толкал к выходу.
– Но ты же сам сказал – езжай в Намбулу.
– Мы и едем в Намбулу, детка. Мы уже одной ногой в Намбуле.
Он открыл дверь и вытолкал ее наружу.
– Завтра весь мир узнает, что ты собралась в долбаную Намбулу.
– Зачем ты с ней так грубо? – спросила я, когда они ушли.
– Ничего не грубо. Я помог предотвратить катастрофу. Подумай, Рози. У тебя дел по горло. Зачем тратить время с этими идиотами?
– Мог хотя бы поблагодарить ее.
– За что? За что мне ее благодарить? Что она может нам предложить? Вот что я тебе скажу. Бизнес – это двусторонний обмен. Если бы благотворительные организации набрались ума и задали пару лишних вопросов, вместо того чтобы распускать слюни перед звездами, у них было бы куда меньше неприятностей.
– Ты совсем забил бедную девочку.
– Ладно, милая, расслабься. Выпей еще. Я тут набросал сценарий для Африки. Взгляни-ка.
Он написал сценарий за два часа. Блестящий сценарий. Я расслабилась.
Мне было нелегко с Оливером. Я знала все о его недостатках и не доверяла ему. Но Оливер был моим покровителем, и он был более талантлив, чем я. Его обаянию было трудно сопротивляться. В течение последующих нескольких дней, что мы провели в Лондоне, он организовал пресс-конференцию, встретился со спонсорами, подготовил партию продовольствия, договорился об эфире, написал сценарий. Когда у меня возникали трудности, он всегда поддерживал меня. Глядя, как под его умелым руководством мой проект претворяется в жизнь, я чувствовала, что Сафила скоро будет в безопасности, но вот я, похоже, окончательно потеряю почву под ногами.
Мы целовались у Оливера в квартире. Жадно, страстно целовались. Его рука была у меня под рубашкой. Это случилось вечером после пресс-конференции. Мы целый день провисели на телефоне, разговаривая со спонсорами, актерами, постановщиками, операторами, журналистами. И сейчас мне ничего больше не хотелось, кроме как забыться в чувственном экстазе с Оливером. Он скользнул рукой по моей спине, одним ловким щелчком расстегнул лифчик, а другой рукой снял рубашку.
– Это неправильно, – произнесла я с закрытыми глазами, прерывисто дыша.
– А по-моему, правильно, – прошептал он, уткнувшись мне в шею.
Я вырвалась.
– Что с тобой? – сказал он, взяв меня за руку. Я отодвинулась от него подальше.
– Сам знаешь, что со мной.
Я сидела и терла лоб. Он налил себе выпить. Я поправила одежду, застегнулась и попыталась понять, как оказалась в такой ситуации. Он опять попросил меня поужинать с ним. Мы так хорошо ладили, в последнее время он вел себя очень спокойно и так много сделал для проекта, что отказаться было бы просто невежливо и эгоистично.
Перед ужином он захотел пойти в кино – по его словам, чтобы расслабиться и забыть о работе хоть ненадолго. Единственный фильм, на который мы успели, оказался зрелищной эпопеей о вьетнамской войне. Сначала я думала, что все будет нормально, но как только раздалась первая пулеметная очередь и живот солдата в форме цвета хаки окрасился в красный цвет, свежие шрамы дали о себе знать.
Я встала, извиняясь, прошла через весь ряд, выбежала из зала, спустилась по лестнице и вышла на улицу. На тротуаре играли дети. Я прислонилась к стене, пытаясь утихомирить внутренних демонов. Оливер искал меня по всему кинотеатру. Я не собиралась рассказывать ему о взорвавшейся мине. Чудовищное происшествие превратилось бы в анекдот. События, которые, как сказала бы Надя Симпсон, были важны для меня и причиняли боль, другим показались бы всего лишь развлечением. Прекрасный, но слишком уж дешевый способ повысить свою популярность.
Но в конце концов я все-таки ему рассказала. Он проявил понимание. И, поскольку я была слишком расстроена, чтобы идти в ресторан, он отвел меня к себе домой и заказал пиццу. И тут, я думаю, мы оба вспомнили ту старую шутку про пиццу, и что-то во мне всколыхнулось. Когда мы вошли в квартиру и закрыли дверь, он бросил пальто на пол и крепко обнял меня. И я, потрясенная, измученная одиночеством и разгоряченная его близостью, тем, что он был мне так нужен, химической реакцией, которая пошла снова, даже не сопротивлялась.
Оливер вернулся с двумя стаканами и зажег сигарету. Он был в бешенстве.