Хайнц вопил, возможно, выкрикивал какие-то слова, но Флетчеру его вопли напоминали восторженный визг десятилетней девочки, увидевшей своего музыкального идола, может, одного из Хансонов. Эскобар ничем не проявлял себя и это не сулило ничего хорошего.
На стол Флетчер не оглядывался. И не оглядываясь, он знал, что Эскобар уже спешит к нему. Он вытянул руки, схватился за рукоятку револьвера Рамона, рывком вытащил его из кобуры. Флетчер полагал, что охранник даже не понял, что лишился оружия. Он что-то орал на испанском и правой рукой елозил по лицу. Ударил по сигарете, но она, вместо того, чтобы отлететь в сторону, разломилась пополам и горящий конец так и остался в глазу.
Флетчер повернулся. Эскобар приближался, он уже обогнул длинный стол, выставил перед собой пухлые ручонки. Эскобар более не напоминал человека, который иногда сообщает телезрителям прогноз погоды и сокрушается из-за низкого павления.
— Хватай этого сукиного сына! — выплюнула женщина.
Пинком Флетчер швырнул перевернутый стул под ноги Эскобару. Тот споткнулся и упал. А Флетчер выставил перед собой револьвер, по-прежнему держа его обеими руками, и выстрелил министру в затылок. Волосы подпрыгнули. Кровь хлынула изо рта, носа, из-под подбородка, где вышла пуля. Окровавленным лицом Эскобар ткнулся в пол. Ноги дернулись на сером линолеуме. От умирающего тела завоняло говном.
Женщина более не сидела за столом, но и не проявила желания схлестнуться с Флетчером. Она бежала к двери, легкая, как лань, в черном бесформенном платье. Рамон, он все орал, как резаный, оказался между Флетчером и женщиной. И тянулся руками к Флетчеру, чтобы схватить его за шею и задушить.
Флетчер выстрелил в него дважды, в грудь и лицо. Выстрел в лицо снес большую часть носа и правую щеку Рамона, но здоровяк в коричневой форме продолжал надвигаться, ревя, с торчащей из глаза сигаретой, а его большие пальцы-сосиски, с серебряным перстнем на одном, сжимались и разжимались.
Рамон споткнулся о Эскобара, точно так же, как чуть раньше Эскобар споткнулся о перевернутый стул. Флетчер успел подумать о знаменитой карикатуре, на которой в ряд выстроились несколько рыбок разного размера, и большая разевала рот, чтобы проглотить меньшую. Называлась карикатура "Продовольственная цепочка".
Рамон, лежащий на полу и с двумя пулями в теле, протянул руку и схватил Флетчера за лодыжку. Флетчер вырвался, пошатнулся, взмахнул руками и непроизвольно нажал на спусковой крючок. Четвертая пуля вонзилась в потолок. Посыпалась побелка. В комнате уже стоял сильный запах порохового дыма. Флетчер посмотрел на дверь. Женщина одной рукой дергала за ручку, второй никак не могла справиться с замком. Вроде бы открыла его, но дверь не распахивалась. Если б распахнулась, Невеста Франкенштейна уже бежала бы по коридору, сзывая подмогу.
— Эй, — Флетчера охватила эйфория, те же чувства испытывает самый обычный парень, который случайно забрел на турнир по боулингу и выиграл его. — Эй, сука, посмотри на меня.
Она повернулась, прижала ладони к двери, словно держала ее, не давала открыться. Глаза по-прежнему горели мрачным огнем. Начала говорить, что он не должен причинять ей вреда. Сначала на испанском, потом запнулась, повторила все на английском.
— Вы не должны причинить мне вреда, мистер Флетчер. Я — единственная, кто может гарантировать вам безопасное возвращение домой, и я клянусь, что гарантирую, если только вы меня не тронете.
За его спиной верещал Хайнц. Флетчер приблизился к женщине, которая все стояла, прижавшись спиной и ладонями к двери комнаты смерти. До его ноздрей долетел горьковато-сладкий запах ее духов. Глаза женщины напоминали миндалины. Волосы волнами уходили со лба к затылку. "Мы здесь не для того, чтобы валять дурака", — сказала она ему. Флетчер подумал: "Я тоже".
Женщина прочитала в его глазах смертный приговор и затараторила еще быстрее, вжимаясь в дверь спиной, ягодицами, ладонями. Словно верила, если надавит с достаточной силой, то каким-то образом просочится сквозь металл и окажется по другую сторону. У нее есть документы, говорила она, документы на его имя, и она отдаст их ему. У нее также есть деньги, много денег, и золото. Счет в швейцарском банке, к которому он может получить доступ, узнав у нее пароль. Флетчеру пришло в голову, что, возможно, это единственный способ отличить убийц от патриотов. Видя, что смерть неминуема, патриоты произносили речи. Убийцы в аналогичной ситуации называли номер своего счета в швейцарском банке и предлагали связаться с ним по интернету.
— Заткнись, — бросил Флетчер.
Она заткнулась, прижимаясь к двери. Никуда не делся и темный огонь в глазах. "Сколько ей лет? — задался вопросом Флетчер. — Шестьдесят пять? Скольких она убила в этой комнате, таких же, как эта? Скольких приказала убить?"
— Слушай меня, — продолжил Флетчер. — Ты слушаешь?
Но она прислушивалась к звукам приближающихся шагов, надеялась на подмогу. "Мечтать не вредно", — подумал Флетчер.
— Наш специалист по погоде сказал, что Эль Кондор нюхает кокаин, лижет задницу коммунистам, прислуживает "Юнайтед фрут" и его Бог знает кому. Может, все это правда, может, и нет. Я этого не знаю и мне без разницы. Но я точно знаю, что он не командовал солдатами, которые патрулировали реку Кайя летом 1994 года. Нунес тогда был в Нью-Йорке. Учился в университете. Он не был среди тех, кто нашел монахинь, которые убежали из Ла Кайи. Солдаты отрезали трем монахиням головы и выставили их на пиках у кромки воды. Средней была голова моей сестры.
Флетчер дважды выстрелил в нее, а потом раздался сухой щелчок: патроны в револьвере Рамона закончились. Двух пуль хватило. Женщина соскальзывала по двери, взгляд ее горящих мрачным огнем глаз не отрывался от Флетчера. "Ведь это тебя ждала смерть, — говорили эти глаза. — Я не понимаю. Умереть должен был ты". Ее рука поднялась к шее, опустилась. Глаза еще мгновение не отрывались от его глаз, потом голова упала.
Флетчер развернулся и с револьвером Рамона в руке направился к Хайнцу. На ходу понял, что остался без правого ботинка. Глянул на Рамона, который лицом вниз лежал в расширяющейся луже крови. Рамон крепко держал ботинок. Как умирающая ласка, отказывающаяся разжать зубы на шее задушенной курицы. Флетчер остановился, чтобы обуться.
Хайнц повернулся, чтобы бежать, но Флетчер навел на него револьвер. Да, патронов в нем не осталось, но Хайнц, похоже, этого не знал. А может, вспомнил, что бежать все равно некуда, из комнаты смерти не убежишь. Остановился и только смотрел на приближающийся револьвер, и приближающегося мужчину, который держал этот револьвер в руке. По лицу Хайнца покатились слезы.
— Шаг назад, — приказал Флетчер, и Хайнц, плача, отступил на шаг.
Флетчер остановился перед машиной Хайнца. Какое там слово ввернул Хайнц? Атавизм, не так ли?
Прибор на столике на колесах оказался очень уж простым для человека с интеллектом Хайнца: три диска, рубильник с двумя позициями «Включено» и «Выключено», сейчас он стоял на последней, верньер реостата, в данный момент белая полоска чуть не доходила до вертикали, будь это циферблат, указывала бы на одиннадцать часов. Стрелки на дисках приборов стояли на нулях.