– Нет! – резко оборвал её Марк. – Я пропустил День Святого Валентина, так что приглашаю Бриджит на ужин вечером в этот день.
В Ребекке хорошо то, что всегда есть какая-то доля секунды, когда она выдает себя обескураженным видом.
– Ладно-ладно, как хотите, желаю приятно провести время! – опомнилась она, сверкнула рекламной отбеленной улыбкой, опустила очки и покатила в сторону города, подняв за собой снежную пыль.
– Где ты её встретил? – спросила я. – Когда она предложила тебе поехать в Куршавель? Марк нахмурился.
– Она была в Нью-Йорке.
Ноги у меня подкосились, и я уронила палку. Марк рассмеялся, поднял её и крепко меня обнял.
– Не пугайся так. – И прижался щекой к моей щеке. – Кроме неё там была толпа народу, я и поговорил-то с ней всего минут десять. Не скрыл, что хочу сделать тебе что-нибудь приятное, потому что пропустил День Святого Валентина, и она предложила пригласить тебя сюда.
Я издала тихий, неопределённый звук.
– Бриджит, – сказал Марк, – я люблю тебя.
* * *
16 февраля, воскресенье
Вес – не волнует (да и взвеситься негде); количество повторений в воображении той возвышенной минуты, когда были произнесены слова Любви, – непомерное, бесконечное, как чёрная дыра.
Я так счастлива! На Ребекку совсем не сержусь – великодушна и всё прощаю. Она необычайно милая, кичливая и тупая саранча-корова. Мы с Марком чудесно, весело поужинали, оч. много смеялись да рассказывали, как мы друг по другу скучали. Преподнесла ему подарок – маленький брелок и трусы, всё с эмблемой «Ньюкасл юнайтид», – он был очень, очень рад. А он подарил мне красную шёлковую ночную рубашку, которая оказалась чуточку узковатой, но он, кажется, совсем не расстроился, скорее, наоборот, если уж совсем честно. Потом Марк поведал мне про всё, что случилось с ним в Нью-Йорке, а я высказала все свои мнения на этот счет, – охарактеризовал их как очень убедительные и «уникальные».
* * *
17 февраля, понедельник
132 фунта (га-а-а, га-а-а, проклятый горячий шоколад!); порций алкоголя – 4 (но включая самолет, так что оч. хор.); сигарет – 12; ошеломляющих нео-колониалистских действий, совершенных мамой, – 1, крупное.
Мини-брейк получился фантастический, если не считать Ребекки, но сегодня утром в Хитроу я испытала легкий шок. Стоим мы в зале ожидания и ищем вывеску такси – вдруг раздаётся голос:
– Дорогая! Не стоило тебе приезжать встречать меня, глупышка! Там, снаружи, нас ждут Джеффри и папа! Мы зашли только купить папе подарок. Иди познакомься с Веллингтоном!
Мама – вся покрытая ярко-оранжевым загаром. Волосы заплетены в косички с бусинками на концах, как у Бо Дерека; объемный оранжевый батик, как у Винни Манделы.
– Знаю, ты наверняка подумала, что он из племени масаи, а он из племени кикуйу! Кикуйу – вообрази!
Проследила за её взглядом в сторону галантерейного магазинчика: у прилавка, с раскрытым кошельком, стоит Юна Олконбери, тоже вся оранжевая, в батике длиной до пола (но в обычных своих очках, с толстыми стеклами) и с зелёной кожаной сумочкой, украшенной внушительной золотой застёжкой. Юна восхищенно взирает на громадного чёрного юношу в ярко-синем клетчатом балахоне – мочки свисают чуть не до плеч, в одной болтается кассета из-под фотопленки.
– Хакуна матата! Донт варри, би хэппи! Суахили. Правда же, потрясающе? Мы с Юной великолепно отдохнули, а Веллингтон приехал к нам! Привет, Марк! – Мама бегло отметила его присутствие. – Идем, дорогая! Почему ты не скажешь Веллингтону «джамбо»!
– Тише, мам, тише! – прошипела я не разжимая губ и нервно оглядываясь. – Ты не можешь приглашать жить к себе африканского дикаря. Это неоколониализм, и папа только что отошёл после Хулио.
– Веллингтон не дикарь! – возразила мама, гордо выпрямляясь. – Ну, во всяком случае, дорогая, – не настоящий дикарь! В смысле – живёт в хижине из навоза. Но он загорелся ехать! Совершить кругосветное путешествие, как мы с Юной!
По дороге домой, в такси, Марк был довольно неразговорчив. Как бы мне хотелось, чтобы у меня была нормальная, пухлая, седая мама, как у других, которая просто пекла бы вкусные пирожки!
Так, надо позвонить папе.
21.00. Папа впал в максимально подавленное среднеанглийское состояние духа, и голос у него опять…
– Как дела? – осторожно поинтересовалась я, как только наконец отвязалась от возбуждённой мамы.
– О, прекрасно, прекрасно, знаешь. В саду зулусские воины. У примул ростки. Как ты, всё в порядке?
О боже, хватит ли у него сил снова пережить это безумие… Сказала, пусть звонит мне в любое время; но это так тяжело – ведь он всё старается держаться молодцом.
* * *
18 февраля, вторник
132 фунта (теперь всерьёз аварийное положение); сигарет – 13; мазохистских фантазий о том, что Марк влюблен в Ребекку, – 42.
19.00. В страшной спешке. Сломя голову примчалась домой после очередного кошмарного рабочего дня (Шез по необъяснимым причинам решила, что обожает футбол, так что мы с Джуд должны ехать к ней смотреть, как немцы громят турок, бельгийцев или кого-то там ещё) и обнаружила на автоответчике два сообщения, оба не от папы.
Первое – от Тома: его друг Адам из «Индепендент» не возражает дать мне возможность попробовать себя в жанре интервью, если только я найду какую-нибудь настоящую знаменитость, у которой можно его взять, и не стану ожидать, что мне заплатят.
Не может быть, чтобы в газетах именно так обстояли дела. Как тогда они оплачивают свои закладные и лечение от алкоголизма?
Второе послание – от Марка: сообщает, что вечером занят с комиссией по амнистиям и индонезийцами, и спрашивает, можно ли позвонить мне к Шеззер и узнать, как проходит матч. «Да, и вот ещё что: э-э-э… Ребекка приглашает нас и всю „компанию“ на загородную вечеринку в доме её родителей в Глостершире на следующий уик-энд. Что ты об том думаешь? Перезвоню попозже».
Что я об этом думаю – точно знаю. Лучше сидеть в маленькой норке в саду у мамы с папой и весь уик-энд заводить дружбу со всеми тамошними червяками, чем ехать на загородную вечеринку к Ребекке и любоваться, как она флиртует с Марком. И почему это она не позвонила мне, чтобы пригласить нас?
Это Навязчивое Упоминание, именно настоящее Навязчивое Упоминание – никаких сомнений. Телефон! Готова поспорить, это Марк. Что я ему скажу?
– Бриджит, возьми трубку, положи на место, положи на место. Положи на место! Растерянно беру трубку.
– Магда?
– Бриджит! Привет! Как покаталась на лыжах?
– Здорово, но… – рассказала ей всё про Ребекку, и Нью-Йорк, и загородную вечеринку. – Не знаю, ехать мне или нет.