14.00. Проклятый Джед. Ну как человек может быть таким… Нет, нельзя таить обиды, самой тебе хуже, надо отстраняться. Не желаю ему плохого, не желаю ему хорошего – отстранилась.
14.01. Проклятая свинская собака, подлая сволочь, грязный ублюдок из самого ада! Надеюсь, он угодит лицом в дикобраза.
18.00. Сработало! Сработало! Час назад пришёл охранник и вытолкал меня из камеры. Как здорово выбраться из этой вони! Меня привели в маленькую комнатку со столом «под дерево», металлическим шкафчиком и номером японского порнографического журнала для геев, – охранник поспешно его убрал, когда вошёл маленький, изящный таец средних лет и представился именем Дудвани.
Оказалось, он из отдела по борьбе с наркотиками и довольно крепкий орешек, – где старый добрый Чарли. Стала вспоминать детали: номера рейсов, которыми прилетел и, возможно, отбыл Джед; сумка; описание его самого.
– Вы ведь наверняка можете выследить его по всему этому, – заключила я. – На сумке наверняка есть его отпечатки пальцев.
– Мы знаем, где он, – отмахнулся Дудвани. – И у него нет отпечатков.
Ого, нет отпечатков! Всё равно что нет сосков, например.
– Так почему же вы его не схватили?
– Он в Дубай, – без всякого выражения произнёс Дудвани.
Это меня порядком разозлило.
– Вот как, он в Дубай? И вы всё про него знаете! И что я этого не делала, а он подстроил всё так, будто я это сделала. А я не делала! Но вы вечером идёте домой, к вкусной тушёной курице, и жене, и семье, а я застряла здесь до конца детородного периода за нечто, чего не делала, просто потому, что вам лень пальцем пошевелить и поймать того, кто признался бы в том, чего я не делала!
В оцепенении он уставился на меня.
– Почему вы не заставите его признаться? – не отставала я.
– Он в Дубай.
– Ну так найдите ещё кого-то, кто признался бы.
– Мисс Джонс, мы здесь, в Таиланде…
– Наверняка кто-то видел, как он взламывал нашу хижину, или сделал это за него. Кто-то должен был зашить наркотики под подкладку. Шов сделан на швейной машинке. Идите и расследуйте, это же ваша работа!
– Мы делаем всё, что возможно, – холодно заметил Дудвани. – Наше правительство очень серьёзно относится к каждому случаю нарушения закона о наркотиках.
– А моё правительство очень серьёзно относится к защите своих граждан, – парировала я, на секунду представив, как в комнату врывается Тони Блэр и шарахает тайского служащего дубинкой по голове.
Таец прочистил горло и начал снова:
– Мы здесь, в Таиланде…
– А я – журналист, – перебила его. – На одной из лучших телевизионных новостных программ Великобритании.
Добавляя это, пыталась отогнать образ Ричарда Финча, твердящего: «Думаю, Хариетт Хармен; думаю, чёрное нижнее бельё; думаю…» Продолжала:
– Планируется кампания протеста в мою защиту.
Снова мысленный образ Ричарда Финча: «Эй, Бриджит-Косое-Бикини не вернулась из отпуска? Обжимается с кем-нибудь на пляже, забыла сесть в самолёт?»
– У меня связи в высших кругах правительства, и я думаю, учитывая текущий климат, – помедлила, остановив на нём выразительный взгляд (текущий климат – это всегда что-то, верно?), – моё дело получит соответственное освещение в наших средствах массовой информации. Представьте: меня засадят, в таких откровенно кошмарных условиях, за преступление, которого я очевидно и по вашему собственному признанию не совершала; здешняя полиция не способна самостоятельно исполнить собственные законы и квалифицированно расследовать дело. – С превеликим достоинством завернувшись в саронг, я снова села и наградила Дудвани холодным взглядом.
Чиновник засопел, уткнувшись в свои бумаги; затем поднял глаза и приготовил ручку.
– Мисс Джонс, не могли бы мы вернуться к тому моменту, когда вы поняли, что кто-то обокрал вашу хижину?
Ха!
* * *
27 августа, среда
112 фунтов; сигарет – 2 (но какой ужасной ценой); фантазии, в которых Марк Дарси (Колин Фёрт, принц Уильям) врываются и заявляют: «От имени Господа и Англии я требую освободить мою будущую жену!» – постоянные.
Тревожные два дня – и никаких результатов. Ни слова, ни визита, только постоянные требования исполнить песню Мадонны. Перечитывание «Когда…» лишь средство сохранить самообладание. И вот сегодня утром явился Чарли – в новом настрое! Крайне озабочен, уверен, профессионален; принёс ещё один пакет, с творожными сандвичами, – учитывая недавний полёт фантазии насчёт тюремной беременности, есть их, к своему удивлению, не стала.
– Угу, дело сдвинулось с мёртвой точки, – сообщил Чарли с важным видом правительственного агента, обременённого секретами взрывоопасных МИ5. – Вообще-то, чёрт, неплохо. Мы связались с министерством иностранных дел.
Пытаясь отогнать мысли о какашках в почтовых ящиках, спросила:
– Вы говорили со своим отцом?
– Угу, угу, о вас знают.
– Что, газеты писали? – разволновалась я.
– Нет-нет, всё шито-крыто, гласность нам ни к чему. Так, здесь для вас кое-какие письма. Ваши подруги передали папе, – старик говорит, чертовски хорошенькие.
Дрожащими руками вскрыла большой коричневый конверт министерства иностранных дел. Первое письмо – от Джуд и Шез: осторожно написанное, почти закодированное, как будто опасались, что прочитают шпионы:
«Бридж! Не волнуйся, мы тебя любим. Мы тебя оттуда вытащим. Джеда выследили. Марк Дарси помогает(!)».
У меня замерло сердце. Лучше новости и быть не может (не считая, конечно, отмены десятилетнего приговора).
«Помни о Внутреннем Достоинстве и диетических возможностях, возникающих в тюрьме. Скоро, в „192“.
Повторяем – не волнуйся. Девушки на высоте.
С любовью – Джуд и Шез».
Посидела глядя на письмо, моргая от переполнявших меня эмоций; потом разорвала другой конверт – вдруг от Марка? Текст – на обороте длинной открытки с видами озера Уиндермир:
«Навестили бабушку в Сэйнт Аннз, путешествуем по Озёрам. Погода немного переменчивая, зато классные магазины. Папа купил замшевый жилет! Не позвонишь ли Юне проверить, включила ли таймер?
Целую – мама».
* * *
30 августа, суббота
112 фунтов (надеюсь); порций алкоголя – 6 (ура!); сигарет – 0; калорий – 8755 (ура!); кол-во проверок сумки с целью убедиться, что в ней нет наркотиков, – 24.
6.00. В самолёте. Лечу домой! Свободная, худая, чистая, с блестящими волосами! В собственной чистой одежде! Ура! У меня есть газеты, и «Мари Клер», и «Хелло!». Всё чудесно!