Я помахал ему рукой приветственно.
– Видел тебя в драке сегодня, – сказал вахтенный. – Умеешь. Павла побить – большое дело.
– Спасибо, – пожал я плечами.
Тот достал из кармана небольшую сигару, протянул ее мне, перегнувшись через борт так, что я его ловить приготовился.
– Угощайся, если куришь.
– Не курю, но спасибо, – отказался я. – Издалека пришли?
– С Трех Дев, – ответил вахтенный. – Знаешь такой остров? Это к западу, к самым франкам почти.
Я кивнул неопределенно, что можно было истолковать как угодно, затем вновь спросил:
– Что возите? Вон у вас какая посудина большая.
– За сидром пришли, – ответил он. – Он тут самый лучший: яблоки у них все же специальные какие-то, у Новой Фактории.
Общался он со мной свободно, не замечая никаких огрехов в моей речи, а я же заметил, что произношение у него заметно отличается от Веры и Ивана с Игнатием. Подумалось, что это издержки проживания на островах. А мне и лучше – меньше вопросов возникает.
– Слух ходит… – заговорил соседский вахтенный. – Бают, что погибли ваши с обозом. Так?
– Так, – подтвердил я. – Племя Горы напало.
– Верно, так и говорят, – кивнул он. – Прости, что спросил.
– Да чего уж там, – ответил я. – Нет в этом тайны.
– Мутят это племя, все говорят, – продолжил сосед. – Мы когда сюда шли, яхту видели турецкую, шла прямо к берегу. Что яхте там понадобиться могло? Шкип сказал, что ружья неграм возят. А те на другие племена охотятся, а потом пленных продают.
– На наш обоз не за пленными напали.
– Это понятно, – вздохнул он. – Силу почуяли, обнаглели. Другие-то племена их боятся – вот и решили, что все можно им теперь. С тех пор как Ром-Топор у них вождем стал, совсем они взбесились.
– Часто здесь бываешь? – спросил я. – А то, гляжу, ты обо всем знаешь.
– Часто, – подтвердил тот. – Мы только сюда и ходим, у нас все судно как сидровая бочка стало, яблоками навсегда провоняло.
– Сам-то яблоки любишь? – спросил я с подначкой. – Или сидр?
– Век бы не нюхать больше, – фыркнул тот. – Я теперь только пиво пью. Или вино. А раньше сидр любил, пока за ним ходить не начали. А сам откуда?
– С Большого Ската, – ответил я, надеясь, что в подробности он не полезет.
– А, бывали у вас, – обрадовался он. – К вам за вином ходили, прикинь. Пьяный барк у нас самый настоящий.
Время на Большом Скате он провел неплохо, с его слов, и это меня спасло. Было ему чем поделиться. Вахтенный с барка, которого звали Ильей, как позже выяснилось, был из тех людей, что из всех видов собеседников предпочитают слушателей, желательно молчаливых, вот и сейчас нашел свободные уши. И я болтать ему не препятствовал, а слушал все внимательно, подчас борясь с желанием записывать.
Ходил по морям мой собеседник уже шесть лет и числился рулевым. Из той картины, что он мне описал, выходило, что на материке, где мы сейчас находимся, «христиан» жило мало. Он именно так и сказал – «христиане», подразумевая под этим то, для чего у нас используется термин «цивилизованные».
Материк заселен был редко и преимущественно неграми, множеством их племен, некоторые из коих были «христианам» дружественны, иные враждебны, но доверять нельзя было никому. Уровень их знаний и умений соответствовал таковому у американских индейцев или африканских зулусов – они умели добывать и использовать железо, делая из него наконечники копий и стрел и другое холодное оружие, а еще в степях разводили скот, правда, не слишком многочисленный. Племена постоянно враждовали между собой, поэтому договариваться с ними о чем-нибудь было трудно – все было изменчиво и непостоянно.
«Христиане» и «мусульмане» (друг друга они называли «турки» и «кяфиры») проживали все больше на многочисленных островах, покрывавших всю поверхность моря на много дней пути во всех направлениях. Такая география, признаться, меня озадачила, но и укрепила в мыслях о глобальном потеплении в качестве одной из составляющих минувшей катастрофы.
«Турки» с «кяфирами» друг друга не любили, нередки были между ними вооруженные стычки, организовывались и разбойничьи налеты на территории друг друга, но все в небольших масштабах, так… до сотни человек с каждой стороны, и все больше охотников лихость показать. До реальной войны не доходило и доходить вроде как не собиралось, и при этом обе стороны умудрялись друг с другом торговать. В общем, ничего удивительного, таких примеров и в нашей истории хватало.
По мере того как Илья перечислял груз, с которым довелось ему ходить по морям-окиянам, складывалось некое впечатление о местной экономике. Суда возили лес, пальмовую копру и пеньку, продукты и алкоголь, или то, что принято стало позже называть «колониальными товарами». А вот все серьезное железо, станки и всякая машинерия, которые им тоже доводилось возить, шло с Большого острова.
Так, за неспешной беседой, и закончилась моя вахта. Передал я ее Ивану – и пошел в трюм спать в гамаке.
* * *
Проснулся я в восемь утра, по корабельным склянкам, звук которых перекатывался по всему рейду из конца в конец: порт просыпался. Где-то ругались, где-то хохотали, застучал плотницкий молоток на каком-то судне. Жизнь начиналась. Эстафету с кораблей принял колокол на церкви, пробивший восемь раз, размеренно и уверенно.
Поначалу я даже удивился такому позднему подъему, а потом сообразил – ни конторы, ни купеческие склады, ни что другое раньше чем в девять не открывается, меня Вера еще вчера просветила. Как раз час дается людям на судах умыться да собраться, а кому раньше надо встать, того вахта разбудит.
Перво-наперво я открыл свой ранец и извлек оттуда купленный вчера на базаре несессер с туалетными принадлежностями. Откинул крышку, посмотрелся в зеркало. М-да. Глаз полузакрыт фингалом, уже налившимся лиловым, губа распухла и онемела. Зубы, правда, вчера шатавшиеся, сегодня сидели на своем месте прочно, и вкус крови во рту отсутствовал. Что там полковник говорил про сегодняшнее фотографирование? Не думаю, что теперь даже в его глазах оно выглядело бы хорошей идеей.
Наш маленький экипаж в полном составе собрался на палубе. Все поочередно зачерпывали в баке с пресной водой ковшами и с ними отходили к борту, где и усаживались, свесив ноги, занимаясь утренним туалетом.
Вода была именно пресная – не опресненная, к моему удивлению. Зубной порошок в круглой картонной коробке отдавал мятой, всколыхнув в голове какие-то детские воспоминания. Затем на смену зубной щетке пришла бритва, которую я оправил на ремне, вспомнив, как видел нечто подобное в детстве, в парикмахерской. Откуда что и берется! Брусочек мыла, помазок, и вскоре моя все увеличивающаяся борода приобрела вполне приличные «байкерские» очертания.
Вера, сидевшая рядом, выглядела грустной, глаза были красными. Плакала ночью? Наверное. Игнатий с Иваном явно ее стеснялись, не зная, как правильно себя вести, поэтому вели себя тихо и незаметно.