Бернар учтиво поклонился, вытащил ствол и, примерившись, выстрелил в сундук. Откинул крышку, пнул – на пол с характерным позвякиванием вывалились какие-то мешочки. Так завораживающе звякать могли только двойные золотые луидоры.
– Ну и где же здесь шифры, коды, секретные, кои не должны достаться врагу, книги? – Бернар с горечью усмехнулся, покачал головой, сунул за пояс пистолет. – Эх, люди, люди – не братья во Христе, а порождение ехидны. Кстати, раз бог велел делиться, извольте, – он присел на корточки, подхватил мешочек и с легкостью швырнул его к ногам Лауры. – Прошу вас мадемуазель. За доброту и ласку. Вот, пожалуйста, возьмите еще. Еще. Еще… А это вам, Мадлена, на булавки, у вас на редкость покладистый характер. Шевалье, мой друг, вы полный бессребреник, нет, право же, так нельзя. Вот, в подкрепление моих слов. Вот. Вот, вот… А это, князь, вам. Поверьте, от всей души. Давненько я не встречал человека более достойного. Сердцем вы тигр. Делами – тоже. Прошу, прошу, прошу.
Шлепались мешочки, звякало золото. Наконец Бернар замолчал, спрятал за пазуху свою долю, немалую, и принялся стучать кресалом, добывая огонь.
– Знаете, друзья мои, я так устал от человечества, от всего этого бренного мира, полного мерзости, низости, лжи и скверны. Право же, уйду в пустыню, в скит, на необитаемый остров. Я уже присмотрел подходящий. Как бишь его?.. – Он высек наконец искру, зажег трут и запалил огарочек свечи. – А, Монте-Кристо. Ну да, точно, Монте-Кристо. Маленький, никому не известный островок… Ну все, друзья мои, прощайте. Храни вас бог.
Бернар закашлялся, вроде даже смахнул слезу и быстро растаял в темноте. Лишь секретный сундук, ощерившийся разверстой пастью, остался на том берегу Стикса.
– Вот она, благодарность за все, – с горечью вздохнула Лаура, однако ничего, золото взяла, упрятала подальше. Ее можно было понять – часть всегда меньше целого. А скорбь по собственным деньгам всегда самая искренняя.
– Так, значит, говоришь, Монте-Кристо? – хмыкнул Буров, собственно ни к кому не обращаясь, спрятал золото в сумку, крякнул, строго глянул на задумавшегося шевалье. – Берите, мон шер, берите. Это как бы бог послал. Не правда ли, Лаура?
Поборов сомнения, вернулись шагов на пятьдесят назад и нашли боковой ход, о котором говорил Бернар. Двигаясь по этому коридору, свернули направо, форсировали жалкий, превратившийся в банальную траншею Стикс и, снова повернув направо, вышли аккурат к выпотрошенному сундуку.
– У, рухлядь! – с грохотом Лаура спихнула его в пропасть, плюнула в сердцах и уверенно пошла вперед. Где-то через час она нырнула в узкий неприметный штрек, поводила фонарем и скоро остановилась у подножия лестницы. – Шевалье, идите первым. Там тяжелая крышка. И смотрите поаккуратней.
– Я вам больше не шевалье, – Анри брезгливо покосился на нее, ступил на лестницу и начал подниматься по истертым ступеням. Было слышно, как где-то наверху он загромыхал железом, и воздух в подземелье пришел в движение – потянуло сыростью, помойкой, гниющими отбросами. Таким знакомым запахом Парижа.
– За мной, – скомандовала Лаура, за ней стал подниматься Буров. Мадлена, из соображений деликатности, пристроилась в конце. В душе она ругала себя – вот ведь дура, нет бы надеть штаны.
Восхождение было хоть и недолгим, но нельзя сказать, что приятным – выход из люка находился возле сточной канавы. А сильный, словно из ведра, дождь поднял уровень помоев на невиданную высоту.
– Бр-р-р, ну и погодка, – Анри, поежившись, пихнул на место крышку, Мадлена приподняла подол, горестно вздохнула. Буров вспомнил, что нынче ничего не ел. А ведь залог хорошего настроения – регулярное питание. Голодный бабр страшнее пистолета.
– Вперед, здесь недалеко, – Лаура сориентировалась на местности и, отворачивая лицо от плотных, разящих наповал струи, вышла через готическую арку с грязного кишкообразного двора. Фонарь ее мигнул, задымился и погас. Фонари на улице тоже не горели. Однако Лаура шла уверенно, бодро, ботфорты ее с завидным оптимизмом шлепали по пузырящимся лужам. Неожиданно она остановилась, вгляделась в оскалившийся окнами фасад, и в голосе ее послышалась беспомощность:
– Нам сюда нельзя. Ни в коем случае. Лампадка не горит.
Ага, крокодил не ловится. Видимо, за них взялись вполне серьезно – конспиративная квартира была провалена, о чем свидетельствовал условный, понятный только Лауре знак. Еще слава тебе, господи, что предупредили.
– Тут поблизости заведение есть одно, гостиница “Серебряная башня”, – Анри глянул на Мадлену, жалкую, замерзшую, здорово напоминающую уличную кошку, шмыгнул носом и взял инициативу в свои руки. – Так, ничего особенного. Но накормят и напоят. Двинули?
Действительно, ничего особенного – дешевые номера для препровождения времени с не менее дешевыми девками. Однако едва зазвенело золото, как нашлись и здесь приличные паштеты, доброе вино, горячая вода и персиковое мыло. Одежда важных постояльцев была высушена и выглажена, обувь смазана гусиным жиром и заполнена каленой галькой. Их усадили на лучшие места и потчевали со всем отменнейшим радушием, какое только возможно купить за деньги. Однако несмотря на тепло, уют и изыски гастрономии, настроение у всех было не очень. Чувствовалась усталость.
– Пойду-ка я в постель. Спокойной ночи, – сказала Лаура после десерта, зевнула и с вызывающей многозначительностью взглянула на Бурова. – Надеюсь, князь, вы тоже недолго.
Сделала всем ручкой и отправилась к себе. На диво эффектная, в золоте волос, укутывающих ее плечи, словно пелерина.
– Мы, князь, наверное, тоже пойдем. Завтра рано вставать, – шевалье замялся, глянул на Мадлену, виновато улыбнулся Бурову. – Помните графа де Аруэ? Шерстяного короля? Так вот, он предложил мне ехать в Америку, к нему на ферму. Управляющим. Документы достал. Теперь мы законные супруги. – Он снова глянул на Мадлену, подмигнул ей: – Со странной, правда, фамилией – Кольт. Чисто американской. Корабль уходит из Гавра через пять дней. А надо еще собраться, вникнуть в азы дела, проследить за погрузкой племенных производителей. В общем, князь, давайте прощаться. – Шевалье поднялся, прерывисто вздохнул, на его глаза навернулись слезы. – Наверное, больше не увидимся. И у меня к вам просьба, князь. Могу ли я оставить у себя барабанный пистолет вашей конструкции? Пусть он хранится, как реликвия, в семействе Кольтов, напоминает внукам и сыновьям о русском князе Бурове. О вас…
– Конечно же, мой друг, конечно, – разрешил Буров и улыбнулся проницательно, аки библейский змей. – Он о себе еще напомнит. – Встал, крепко обнялся с шевалье, с Мадленой, поцеловал ей руку: – Спасибо, учительница первая моя…
Потом в задумчивости прикончил сладкое, минуту посидел, собираясь с мыслями, и направился к Лауре.
Лаура возлежала – томная, златовласая, в облаке духов. Князь в который уж раз поразился совершенству ее форм, снежной белизне атласной кожи. Буров снял халат, пристроился рядом и много говорить не стал, принялся действовать. Вот уж задал-то жару, потешил плоть, поимел и так, и эдак, и вдоль, и поперек. Доставил массу ощущений. И был совершенно прав – с женщиной в постели общение лучше начинать не на вербальном уровне, а на гормональном. Понимание гарантировано. Наконец вулкан временно иссяк, смолкли сладострастные стоны, движения замедлились. Проказник Эрот взял тайм-аут.