Я опустил голову.
— Да, это была ошибка. Но я хочу ее исправить. Неужели это совсем-совсем невозможно?..
Он сказал с сочувствием:
— Боюсь, что нет. Гиллеберд не стал бы вводить войска в Армландию, будь у вас хоть один шанс из ста выбить его обратно. Он очень расчетлив! Я другого такого расчетливого и просчитывающего все ходы наперед просто не знаю… Ладно, теперь о вашем приезде. Что вы хотите услышать от меня?
Я развел руками.
— Что вы вступите со мной в союз. Что мы с трех сторон нападем… не на Армландию, пусть уж Гиллеберд вводит туда войска, а на… Турнедо!.. Захватим и… разделим.
Он отшатнулся, смотрел остановившимися глазами, затем переспросил:
— С трех сторон… Поясните?
— С северной части — вы, — сказал я, — с южной, то есть со стороны Армландии, — я с местными баронами, у некоторых еще сохранились дружины… еще и соберу ополчение…
— Всего-то?
— И сейчас в Армландию спешат войска короля Барбароссы, — ответил я.
Он посмотрел на меня остро.
— А ему зачем? Армландия для него давно потеряна. Ему какое дело?
— Он рыцарь, — ответил я и отвел взгляд, чтобы в этот момент не смотреть ему в лицо.
— И что?
— А я его вассал.
Он хмыкнул.
— Вы? У которого земель и людей больше, чем у Барбароссы?
— Да, — ответил я с достоинством. — Его Величество король Барбаросса является моим сюзереном и по долгу клятвы придет на помощь своему вассалу!
Он покачал головой.
— Как удобно, оказывается, на время смирить гордость и не объявлять о своей независимости! Или вы не из хитрости, а в самом деле настолько почитаете Барбароссу?
— Если честно, — сказал я, — он мне нравится, даже очень. Я сам всегда явлюсь к нему по первому же зову… и даже без зова, если ему будет нужна помощь, а он окажется слишком гордым, чтобы о ней попросить.
Он вздохнул, посмотрел на меня ясными глазами, настольно полными сочувствия, что часть его вполне может быть искренним.
— Ваша верность ему поразительна… И сами вы удивительный человек. Сюда редко и трудно доходят новости, но то, что я слышал о вас и ваших успехах, должен признаться, потрясает. Однако то, что вы предлагаете сейчас, весьма серьезно. И пока не вижу ответа на самый важный вопрос…
Он умолк, глаза смотрят выжидающе, я помедлил, но он молчит, я спросил наконец в нетерпении:
— Какой вопрос? Вы ничего не спрашивали.
— Очень важный вопрос, — повторил он и сказал веско и раздельно: — А зачем… нам… ввязываться… в войну?
Я стиснул челюсти, сейчас самое важное — не упустить ни одной детали, иначе проигрыш уже ничем не отыграть.
— Ваше Величество знает, — сказал я, — что я отыскал Тоннель Древних под Великим Хребтом и вышел на ту сторону, а там обнаружилось удивительно роскошное, богатое и просвещенное королевство! Но нам недостаточно было всего лишь захватить его. Я, как уже говорил, начал сейчас строить огромный флот, чтобы перебраться на ту сторону океана и продолжить наши завоевания. Ваше Величество, скажу вам по секрету, у меня на том берегу настоящий маркизат, пожалованный мне местным королем. Да-да, на Южном материке! И корабли, очень большие корабли, здесь таких никто не видел, я отправил оттуда, с Юга!.. Они сейчас охраняют берега моего Сен-Мари от пиратов. Это все будет и вашим, Ваше Величество. Варт Генц не имеет выхода к морю, но через нас у него выход будет!
Он вскинул брови.
— Как? Не понял.
— Королевство Турнедо, — сказал я убеждающе, — лежит как раз между Варт Генцем и моей Армландией. Если оно будет завоевано, вас от океана будут отделять только земли, что находятся под моей рукой!.. А это значит, никаких пошлин, никаких проверок, никакой таможни. У вас появятся свои корабли, вы будете торговать с дивными странами и народами… Варт Генц станет великой морской державой!
Он слушал внимательно, но я ощутил, как нечто в нем начало меняться. Похоже, в начале разговора собирался мягко отказать, уже и формулировки какие-то придумал, но сейчас хоть еще и не мой, но заколебался, обдумывает.
— Турнедо, — проговорил он, — могучее королевство. К сожалению, оно почти вдвое сильнее Варт Генца.
— Но не объединенных сил Фоссано, — сказал я шепотом, — Армландии и Варт Генца.
Он подумал и кивнул.
— Для успеха вам стоило бы еще уговорить выступить на нашей стороне королевство Шателлен. Я слышал, тамошний король в последнее время побаивается растущей мощи Турнедо и усиленно увеличивает свою армию…
— Постараюсь, — сказал я. — С королем Роджером Найтингейлом у меня хорошие отношения.
— Прекрасно!
— Их, конечно, мало, — уточнил я, — для успеха, но если увидит, что поможем навсегда избавиться от угрозы со стороны воинственного соседа, он постарается дать нам войска, провиант, обозы.
— Должен бы постараться, — поправил он мягко.
— Да-да, Ваше Величество, должен бы.
Неожиданно он вздохнул, плечи обвисли, а взгляд погас.
— Двор будет против. Дети мои, все трое, весьма драчливые, но их взгляды обращены в сторону Скарляндов. Там королевство намного слабее, но земель много, люди все еще не оправились от нашествия Тьмы… Завоевать будет просто. К тому же наша династия имеет некоторые права на их корону…
— Гиллеберд должен быть смещен, — твердо сказал я. — И вовсе не потому, что он меня обидел! Ваше Величество, он единственный из королей этого региона, кто постоянно увеличивает и укрепляет армию! Вы вот экономику поднимаете, а он все войско вооружает, маневры, смотры, полководцев одних гонит, других назначает! Вы уверены, что он удовольствуется одной Армландией?
Он хмыкнул.
— Варт Генц ему не Армландия.
— Верно, — согласился я. — Сейчас вы ему почти не уступаете, особенно в обороне. Но с ресурсами Армландии он точно станет сильнее вдвое!
Он нахмурился.
— Гиллеберд не нападет на Варт Генц.
— Ему что-то помешает? — спросил я. — Гиллеберд политик, а не рыцарь. Для него договоры ничего не значат. Хотя допускаю, прежде чем напасть на Варт Генц, он может после Армландии подмять сперва Шателлен. Король Найтингейл не сможет ему ничего противопоставить.
Он нахмурился.
— Да, не сможет.
— И вот тогда, — сказал я с настойчивостью, — уж простите за прямоту, но с ресурсами Армландии и Шателлена Варт Генцу не устоять. Даже несмотря на ваше, несомненно, гениальное руководство стратега и полководца!
Он откинулся на спинку кресла, опустил веки, чтобы я не видел его глаз, разговор слишком серьезен, и в нем чересчур много недосказанного и подспудного, чтобы позволять заглядывать в свои мысли.