После тяжелой паузы он произнес, все так же не поднимая тяжелых набрякших век:
— Вы даже не представляете, как отнесутся к вам при моем дворе, когда узнают, зачем прибыли…
— Разве король не вы?
Он поморщился.
— Сэр Ричард, я не тиран. Я правлю, опираясь на волю и желания двора, где у меня собраны лучшие люди королевства…
— Лучшие, — уточнил я, — это наиболее знатные и могущественные?
Он снова поморщился, поднял веки и посмотрел с укором.
— Что вы за язва такая?.. Это само собой, наиболее знатные и могущественные, но я собираю в столицу также инженеров, музыкантов, художников, философов… После того страшного разорения все хотят жить мирно и отстраивать королевство, украшать его, воспевать, жить счастливо… Кстати, я тоже. И потому помогаю в их стремлении. Я — хороший король, сэр Ричард.
— Я в этом уверен, — воскликнул я. — Иначе бы не приехал!
Кривая улыбка пробежала по его сухим губам.
— В данном случае вам бы лучше поехать к нехорошему королю. К такому, который любит войны, сражения, битвы.
— Такой в наших пределах только Гиллеберд.
— Вот-вот. Ладно, я подумаю, чем могу помочь. А вы пока отдохните перед обратной дорогой… поразвлекайтесь, насколько сможете при вашем не самом веселом настроении.
Я понял, что аудиенция окончена, поднялся и учтиво поклонился.
— Ваше Величество.
— Ваша светлость, — ответил он столь же церемонно.
Я вышел, за дверью ждал молчаливый Клифтон Джонс, на этот раз он долго вел совсем другими коридорами, в результате после многих поворотов, где никого не встретили, мы вышли в другое крыло здания, что на противоположной стороне от самого донжона.
— Здесь вы дождетесь решения Его Величества, — проговорил он ровным голосом. — Вон та дверь — гостевые покои. Там все необходимое и даже больше. Если что понадобится…
Я вздохнул.
— Думаете, после такого важного разговора я смогу вот так лечь и заснуть? Я не знаю, что решит Его Величество, меня трясет, как медведь грушу…
Он посмотрел настороженно.
— Медведь? А зачем он ее трясет?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Дурак, наверное. Я пока пройдусь по саду. Может, еще с кем-нибудь погавкаюсь.
— Вы уже один раз подрались, — напомнил он, — и дважды поссорились за сегодня.
Я кивнул.
— Да, точно. Может быть, становлюсь добрее?
Он посмотрел искоса, наморщил нос.
— Как хотите. Хотя я бы не советовал.
— Почему? — спросил я. — Что вас беспокоит?
Он сказал негромко:
— Его Величество сейчас обсудит вопрос, с которым вы прибыли, с сыновьями и наиболее доверенными лордами. Но содержание переговоров станет моментально известно двору. Боюсь, вас примут еще неласковее.
— Почему?
Он сказал негромко:
— У нас уникальная ситуация, сэр Ричард. Вообще, нет таких групп, которые хотели бы с помощью войны изменить свое положение. Или хотя бы положение страны.
Я пробормотал:
— Вообще-то заслуживающая уважения позиция. Но я вот милитарист с головы до ног и не понимаю, как можно жить без войны?.. А как же слава, боевые подвиги, трофеи, право победителя, грабь чужое, законная добыча? Разве не война — дело чести, дело славы, дело доблести и геройства?
Он сказал угрюмо:
— Говорю вам, даже его сыновья не захотят воевать с Гиллебердом. Слишком уж у него блестящая репутация правителя! Он никогда не проигрывает…
— Это я слышал много раз.
— Это правда, сэр Ричард. Секретари королей лучше их самих следят за тем, что делают соседи. Гиллеберд в самом деле все делает трезво и расчетливо.
— И все же я рискну, — сказал я. Он посмотрел с вопросом в глазах, я пояснил: — И прогуляться, и бросить вызов Гиллеберду.
Он молча поклонился, а я миновал его, прошел по длинному коридору, дорогу уже запомнил и вышел в сад.
На западе странно зеленое небо, чистое и пугающе прозрачное, уже застыло перед заходом солнца, облаков нет, красный отблеск падает на внутреннюю стену хрустального купола, которым накрыт мир, затем наступят сумерки, время летучих мышей и крохотных дракончиков размером с воробьев, из-за дальнего леса поднимется мертвая и беспощадная луна…
Гуляющих почти нет, только иногда издали со стороны уединенных беседок донесется тихий смех, но в таких случаях надо делать вид, что ничего не видишь и не слышишь. Я так и делал, хотя особой куртуазностью и не страдаю, затем вдали увидел высокую красивую женщину, с нею двух помоложе, не служанки, а как бы фрейлины, вид у них таков…
Женщина, заметив меня, некоторое время всматривалась, продолжая двигаться по аллее исполненной достоинства царственной походкой, затем властным жестом остановила сопровождающих и продолжила путь в мою сторону одна.
Я выждал, когда подойдет ближе, почтительно поклонился.
— Леди…
— Вирландина Самондская, — произнесла она и, заметив, что мне это ничего не говорит, добавила: — Жена принца Марсала, среднего сына Его Величества.
Я поклонился еще раз.
— Ваше высочество.
Она прямо смотрела на меня, красивая и сильная, я молча ждал, наконец она произнесла с прежним чувством достоинства:
— Вижу, вы не сдаетесь. И держитесь неплохо.
— Ваше высочество, — повторил я вопросительным тоном.
Она сказала тем же ровным голосом:
— Я заметила, вы ищете поддержки при дворе. У тех, кто мог бы повлиять на решение короля.
— Ваше высочество, — произнес я смиренно, — кто на моем месте поступил бы иначе?
— Но пока не находите.
— Может быть, это пока?
— Да, конечно, — сказала она. — Хотя, думаю, многие на вашем месте все-таки уже уехали бы.
— Видимо, — сказал я честно, — у меня положение совсем уж хуже некуда.
Она рассматривала меня с холодным вниманием.
— Так ли уж? Я слышала, у вас за Большим Хребтом есть свои немалые земли.
Я сказал скромно:
— Всего лишь королевство, ваша светлость.
Она улыбнулась.
— Да-да, всего лишь… хорошо сказано. По-мужски. Хвастливо, но с достоинством. А еще говорят, что оно втрое больше и богаче нашего Варт Генца, хотя такое и вообразить невозможно…
— Врут, — сказал я.
Она оживилась.
— Я тоже так подумала.
— Примерно впятеро, — уточнил я. — А если еще и Гандерсгейм посчитать… гм… и мои теперь острова архипелага Рейнольдса… В смысле, мои владения распространяются и на океан…