Загадочно... Веня, сказать по правде, надеялся, что в основе ее приезда лежит хоть какой-то романтический интерес. Но о какой романтике можно говорить применительно к даме с такими плечами и таким пронзительным взглядом? Вене почудилось, что она пригвоздила его этим взглядом к стене, словно бабочку на картонку, и сейчас начнет отрывать крылышки.
– Вы кто? – Голос ее по телефону звучал мягче. Сейчас же он показался еще ниже, еще грубей.
– Да я... да сосед, – неожиданно для себя сказал Веня.
Нет, ну а в самом деле – кем отрекомендоваться? Доктором со «Cкорой» – тем самым, который констатировал смерть ее приятеля?
– Врешь.
Этот внезапный переход на «ты» ошеломил церемонного Веню куда сильнее, чем то, что его мгновенно изобличили.
– Это еще почему? – возмутился он, призвав на помощь весь свой артистизм.
– Потому что здесь живет Шведов. Ни о каком Сорогине здесь и слыхом не слыхали, понял?
Ох, какое пренебрежение звучало в ее голосе! Ну да, для этой столичной мегеры (Веня помнил, помнил рычание на автоответчике!) он всего лишь еще один «мальчик с горьковского Автозавода». Та антипатия, которую Веня ощущал к ней с первой минуты, обострилась донельзя. Теперь главным казалось одно: поставить ее на место, дать понять, что она – на чужой территории, а значит, играть придется по правилам именно этой территории – провинции, глухомани, Автозавода, а вовсе не по правилам столичной элитарной тусовки, которую представляет эта коротконогая тетка с увесистыми бедрами и каменным голосом. И поэтому Веня пошел с козырей.
– Госпожа Голдфингер, я полагаю? – спросил он самым высокомерным тоном, на какой только был способен.
Ей казалось, что такого утра в ее жизни не было никогда.
То есть конечно – не было! В том смысле, что каждое новое утро – небывалое, причем не только для Леры, но и для любого человека. И все-таки...
Это было утро пробуждения для чуда.
Во сне затыкалочки вывалились из ушей, и Леру разбудил перезвон часов, которые пробили восемь раз.
Восемь?! А дома, в Нижнем, уже десять. Ничего себе, поспала она...
Выбралась из-под одеяла, подошла к окну. Закрыты были только ставни, сквозь щели в комнату проникала чуточку влажная прохлада.
Лера приотворила ставни.
Ночью лег туман, но сейчас он опускался, высвобождая для солнечных лучей вершины деревьев и островерхие крыши. Влажно блестел асфальт на площади перед домом, сверкали бока черного «Фольксвагена», стоявшего перед дверью. Наверное, на нем приехали Мирослав с этим... Алексом.
Лера прислушалась. Полная тишина, полнейшая! Наверное, все еще спят. А у нее сна ни в одном глазу. Ее так и распирает жажда деятельности. Эх, сейчас бы уборку затеять, вытрясти из этого дома пыль веков! Вряд ли получится, она всех перебудит, но невозможно, невозможно сидеть без движения и ждать, пока остальные проснутся!
А почему бы не побегать? Улицы совершенно пусты, да и те дороги вокруг Мулен, по которым они вчера проезжали с Николь, наверняка тоже не переполнены народом. Вряд ли бургундские крестьяне в массовом порядке увлекаются джоггингом. Не то что дома в Нижнем, где бегущему человеку утром ступить некуда, чтобы не натолкнуться на угрюмого обывателя, глядящего на него с суровым осуждением. Эти взгляды портят все удовольствие от пробежки. Может быть, здесь удастся душу отвести?
Не тратя времени на размышления, Лера быстро надела шорты и топик, повязала волосы косынкой, взяла под мышку кроссовки, чтобы не грохотать по ступенькам, по пути плеснула в ванной водой в лицо и начала спускаться по темной лестнице. Свет можно включить на втором этаже или внизу, у входа. Но Лера забыла сделать это наверху и теперь шла по коридорчику еле-еле, опасаясь налететь на что-нибудь и переполошить всех.
Внезапно все вокруг осветилось. Вспыхнули лампочки на стенах.
«Наверное, внизу уже кто-то есть, – подумала она. – Ну да, конечно, Алекс проснулся. Услышал, как я тут бреду, и зажег мне свет. Вот спасибо, хороший мальчик!»
Она прошла через гостиную и оглянулась. На лестнице снова было темно. Лампочки погасли. Выглянула в столовую – ничего подобного, хороший мальчик Алекс тут ни при чем, он спит как спал, все в той же позе. Видимо, крепко вчера умаялся.
Лера постояла над ним, безотчетно разглядывая тень, которую отбрасывали ресницы на его щеки, чуть нахмуренный чистый лоб, приоткрытые губы.
Потрясающий парень. Как жаль...
Она не стала додумывать эту бессмысленную и опасную мысль, отогнала ее прочь и погрузилась в размышления о том, кто же все-таки включил, а потом выключил свет. Сверху не доносилось ни звука, то есть Мирослав и Николь все еще спали. По всему выходило, что позаботиться о Лере решили здешние привидения.
Какое счастье, что они, по-видимому, добрые!
Ну что ж, спасибо большое. Или, выражаясь более понятным им языком, мерси боку! Гран мерси!
Она благопристойно дошла до края деревни, а потом пустилась легким бегом, с восторгом оглядывая окрестные поля, луга, леса. Все было роскошное, пышное, сверкало влажной зеленой свежестью. Голубое небо, белоснежные облака, словно спящие барашки. А вот и всамделишные барашки, спящие на склоне холма. Такое ощущение, что это искусная вышивка по бархату или какой-нибудь гобелен. Прекрасная Франция – так называют эту страну. Бель Франс... И она воистину прекрасна! Жаворонок звенел в вышине, а внизу царила глубокая тишина, нарушаемая только перебором шагов Леры. Вплотную к дороге лежали поля, уже сжатые. Судя по золотым колоскам, кое-где видневшимся на обочине среди алых маков и синего цикория, здесь недавно росла пшеница, и, хотя это были не столь грандиозные поля, какие Лере приходилось видеть между Нижним и Арзамасом, они были достаточно велики, чтобы их владельцы могли жить припеваючи на вырученные от собранной пшеницы деньги. Вчера Николь уже рассказала, что половина обитателей Мулен зарабатывает продажей урожая со своих полей и виноградников. Поэтому страдную пору они проводят в деревне, а на осень и зиму разъезжаются: кто в Париж, кто – путешествовать по миру. Словом, бургундские крестьяне живут в свое удовольствие.
Да, в этих каменных домах есть свой смысл. Стоят себе веками, требуя гораздо меньше ремонта, чем избы русских крестьян. И солнце, сколько здесь солнца! Жизнь кажется легче, проще, дешевле. И радостней, что и говорить.