Мэриан занялась чайником и электрической плиткой. Лена подошла к стене, где в стеклянных рамках висели карты Гэтлинского края — старые и сморщенные, как лица Сестер.

— Смотри! Особняк Равенвуда!

Она провела пальцем по запыленному стеклу.

— А вот Гринбрайр. На карте даже отмечена граница между ними.

Меня заинтересовал небольшой столик в дальнем углу комнаты. Он был покрыт слоем пыли и обрывками паутины. На нем лежала открытая хартия Исторического общества. В переплете торчал карандаш. На страницах брошюры виднелось несколько обведенных имен. Рядом лежала карта, нарисованная на большом листе полупрозрачной кальки. Под ней была разложена карта современного Гэтлина. Похоже, кто-то пытался реставрировать план старого города. К кальке оказалась прикреплена фотография той самой картины, которую я видел на портрете в холле Равенвуда. Женщина с медальоном.

«Женевьева! Это точно Женевьева! Лена, мы должны рассказать о ней Мэриан. Расспросить о ее истории».

«Ты с ума сошел! Мы никому не можем доверять. Нам и самим непонятно, откуда взялись те видения».

«Лена, положись на мое чутье».

— Что это за вещи, тетя Мэриан?

Доктор Эшкрофт повернулась ко мне. Ее лицо помрачнело.

— Наш последний проект. Мы с твоей мамой не успели завершить его.

«Откуда у моей мамы фотография той странной картины?»

«Понятия не имею».

Подойдя к столу, Лена склонилась к снимку.

— Мэриан, что вы планировали делать с этой фотографией?

Доктор Эшкрофт передала нам по чашке сладкого чая. Это была еще одна особенность Гэтлина. Здесь все злоупотребляли сахаром и постоянно сыпали его куда только можно.

— Ты узнала картину? Она принадлежит твоему дяде. На самом деле Мэкон и прислал мне этот снимок.

— А кто изображен на картине?

— Женевьева Дачанис. Я думала, тебе это известно.

— Нет. К сожалению, нет.

— Разве твой дядя не рассказывал тебе о вашем генеалогическом древе?

— Мы мало говорим об умерших родственниках. Никто не хочет напоминать мне о погибших родителях.

Мэриан подошла к одному из металлических шкафов и, выдвинув ящик, начала перебирать документы.

— Женевьева Дачанис была твоей прапрапрапрабабушкой. Очень колоритная и интересная личность. Задумав наш новый проект, мы с Лилой попытались нарисовать ваше семейное древо. Твой дядя помогал нам, пока…

Она опустила голову.

— Все это закончилось прошлой весной.

Неужели моя мама была знакома с Мэконом Равенвудом? Почему же он говорил, что знал ее только по книгам?

— Лена, я могу показать тебе твою генеалогию.

Мэриан разложила на столе несколько пожелтевших страниц. На них были изображены семейные древа Лены и Мэкона. Мне бросилась в глаза интересная деталь.

— Смотрите, как странно! Все женщины в семействе Лены имеют фамилию Дачанис. Они не меняли ее, даже когда выходили замуж.

— Это особенность моей семьи. После брака женщины сохраняют свою фамилию. Так всегда было, и так всегда будет.

Мэриан посмотрела на Лену поверх очков.

— Такая традиция характерна для общин, где женщины обладают особым авторитетом.

Я решил сменить тему разговора. Мне не хотелось копаться в деталях семейной традиции, которая наделяла родственниц Мэкона властными полномочиями, — тем более что речь шла и о Лене.

— Почему вы с мамой составляли генеалогическое древо Дачанис? Что это был за проект?

Мэриан помешала чай ложечкой.

— Еще сахара?

Я тоже поболтал ложкой в чашке.

— Нас в основном интересует этот медальон.

Доктор Эшкрофт указала на другую фотографию Женевьевы. На этом снимке она тоже была с камеей.

— Он связан с одной историей. На самом деле это была не простая история, а любовная.

Она печально улыбнулась.

— Твою маму всегда тянуло к романтике.

Мы с Леной переглянулись. Мы оба знали, о чем говорит Мэриан.

— Вам, наверное, будет интересно услышать, что главными участниками истории являлись представители семейств Уотов и Дачанис. Он был солдатом Конфедерации, а она — прекрасной хозяйкой Гринбрайра.

Мне вспомнились видения. Пожар в Гринбрайре. Как странно, что последняя книга моей матери была посвящена отношениям между Женевьевой и Итаном — между прапрапрапрабабкой Лены и моим прапрапрапрадедом. Мама погибла, так и не закончив рукопись. У меня закружилась голова. Все это соответствовало правилам Гэтлина. Здесь события повторялись по несколько раз и ничто не случалось единожды.

Лена побледнела. Она прислонилась ко мне и положила ладонь на мою руку. Я почувствовал знакомые уколы электричества.

— Вот письмо, которое побудило нас заняться этим исследованием.

Мэриан аккуратно разложила на соседнем столе два старых пергаментных листа. Мне было приятно, что на рабочем месте моей мамы все осталось как было. Я считал ее стол своеобразным мемориалом — более правильным, чем могила с надгробной плитой, усыпанная белыми и красными гвоздиками. На похоронах даже леди из ДАР бросали гвоздики. Мама ненавидела эту традицию. Тем не менее на свадьбы, похороны или празднование рождения ребенка собирались все жители города: баптисты, методисты и пятидесятники.

ФАМИЛЬНОЕ ДРЕВО ДАЧАНИС

ФАМИЛЬНОЕ ДРЕВО РАВЕНВУДОВ

— Вы можете прочитать его. Но только не касайтесь листов. Это одно из самых старых писем в Гэтлине.

Лена, отбросив косы назад, склонилась над древними страницами.

— Как они любили друг друга! — продолжила Мэриан. — К сожалению, они были слишком разными.

Она еще раз взглянула на письмо.

— Итан Картер Уот называл это «видовыми различиями». Семья Женевьевы пыталась разлучить их, поэтому Итан ушел в добровольцы, хотя и не верил в успех войны. Он надеялся, что, став защитником Юга, он заслужит расположение семьи Женевьевы.

Мэриан прикрыла глаза и процитировала несколько строк:

— «В Гринбрайре ко мне относились так, словно я был не человеком, а мартышкой. Но даже у простого смертного есть душа. И мое сердце рвалось на части при мысли, что остаток жизни я проведу без тебя, Женевьева».