После обычных приветствий разговор повел тот же человек, что был в первый раз. Он сказал:
– Люди шепчутся, шейх, что даже если ты отстоишь свои интересы в оазисах, права собирать налог тебе не дадут.
Шейх резко возразил.
– Если бы чувствовал поддержку, ты бы сидел не здесь! А по ту сторону гор, – не менее резко ответил гость.
– Это не пустые слова шейх! – вмешался второй гость. – Ты сумел кому-то серьезно наступить на плащ. Мы свою часть обязательств выполнили, но мы тоже болеем за все дело в целом.
В первый приезд его не было.
Жаккетте показалось… Да нет, не показалось, а точно показалось… А что показалось, она и сама не поняла.
Шейх произнес длинную витиеватую речь. Наверное, благодарил.
– Все в руках Аллаха и ничего не делается без воли его! – веско ответил первый гость. Солидно так сказал. – То, что собрать необходимое количество ценностей в условленный срок не удалось – не наша вина!
– Очень уважаемые люди предлагали пустить их на другие цели… – добавил второй. – А ты говоришь, что все это пустые сплетни!
«Значит, не благодарил. Он все это время ждал их» – поняла Жаккетта. – «Все готово, а денег нет. Воины ждут, туареги ждут. Время идет. Если людей в ожидании передержать, боевой пыл пропадет. А пираты задерживаются. Кто-то противостоит шейху. А пираты эти тоже себе на уме – имен не называют, ссорится с теми людьми не хотят. Сам, мол, догадайся. Мы тебя предупредили. Вот про это, наверное, и говорил Абдулла, когда говорил, что друзей нет. У каждого свой интерес. И вроде заодно, а всё не вместе. Плохо так жить. Уж лучше по-простому, друг – так друг, враг – так враг»
Шейх начал еще одну длинную речь. Поминал и Аллаха, и шайтана.
Гости внимательно слушали.
– Да будет Аллах благосклонен к твоим начинаниям и пусть посланный им ветер развевает султаны на шлемах твоих воинов. Час поздний. Нам пора, – поднялся первый гость.
Посланцы удалились.
Куда делись привезенные ими деньги, Жаккетта не поняла. Наверное, были убраны в надежное место.
Шейх, наконец, стряхнул с себя путы ожидания и воспрял духом.
От напряженной сдержанности не осталось и следа. Теперь можно было покинуть опостылевший город и начать разбираться с врагами.
И всю ночь шейх брал штурмом Жаккетту, словно непокорный оазис.
* * *
Госпожа Фатима бы сказала: «Господин ведет себя так, словно забыл ключ от решетки твоего розового сада! Глупо кидаться с тараном на маленькую дверку!» – подвела итог ночи Жаккетта.
* * *
Чуть свет в усадьбе началась бурная деятельность. Шейх собрался уходить обратно в пески. Он был счастлив.
Жанна думать тоже умела. Уж, во всяком случае, не хуже Жаккетты.
Она тоже видела и движения во дворе, и переговоры шейха с приходящими в усадьбу людьми.
И тоже чувствовала напряжение, пробивающееся даже через возведенную ею стену ненависти.
И ранним утром ночи того дня, когда шейх получил средства от пиратов, Жанна проснулась с ясным знанием в голове.
«Надо немедленно что-то делать, иначе конец! Этот дикарь араб, который кроме своего шатра ничего не признает, вот-вот уйдет обратно в пустыню. И заберет нас с собой. Оттуда уж точно сбежать не удастся и придется до конца дней сидеть на крохотном зеленом островке посредине моря песков. И тогда точно – лучше самой в петлю или на кинжал! Надо бежать, сейчас же, немедленно! Даже завтра может быть уже поздно!»
Жанна торопливо надела свое золотистое платье, путаясь в шнурках, затянула его. Быстро собрала волосы в подобие прически и кинулась в комнату Жаккетты.
Утомленная игрой во взятие крепости, Жаккетта сладко спала.
– Вставай! – затрясла ее Жанна. – Вставай, корова толстая!
– Что случилось, госпожа Жанна? – нехотя разлепила припухшие веки Жаккетты. – Вы перестали молчать?
– Вставай! Пора выбираться отсюда! Неужели ты хочешь остаться здесь навсегда?! – потянула камеристку за руку Жанна.
– А что!.. – зевнула Жаккетта. – Абдулла сказал, что господин Али мне верблюда подарит…
Жанну так и затрясло.
– Ты в своем уме? – прошипела она. – Какой верблюд, опомнись?!
– Белый! – объяснила Жаккетта, вырываясь из рук госпожи. – Мне белый больше нравится. А вы бегите, госпожа Жанна. Я вам помогу.
* * *
Жанна в отчаянии топнула ногой.
Вест мир перевернут, да что же это такое! Служанка, видите ли, белого верблюда в подарок ждет! Господин Али ее любит! Совсем рехнулась. А бежать одной…
Почему, собственно, она, Жанна, должна бежать одна? Без камеристки? Ну уж нет!!!
– Значит, ты отказываешься бежать? – холодно спросила она, сжимая свою ярость, как пружину.
– Ну не могу я, госпожа Жанна… – виновато объяснила Жаккетта. – Шейх мне украшения подарил, шанбар называется. По сердцу я ему. Не могу!
От отчаяния на Жанну снизошло вдохновение. Она поняла, как можно сломать упрямицу.
– Хорошо! – бросила Жанна, отходя от постели Жаккетты. – Я уйду одна. А ты постарайся получше молится своему новому богу, чтобы совесть тебя не замучила насмерть.
– Какому богу?! – не поняла Жаккетта.
– Как какому? – улыбнулась стянутыми губами Жанна. – У мусульман один бог. Аллах. Если будешь усердно к нему взывать, может и сможешь забыть, что предала свою веру и веру своих отцов!
– В-вы что, белены объелись? – заикаясь от возмущения, прошептала Жаккетта. – Ничего я не предала!
– Да что ты говоришь! – деревянно засмеялась Жанна. – И ты думаешь, что сможешь остаться христианкой среди мусульман? Шейх подарил тебе украшения, значит он обязательно возьмет тебя с собой, в свои земли. А там нельзя быть католичкой, нужно будет менять веру и переходить в ислам. Но тебе ведь все равно, правда? Раз шейх подарит белого верблюда?! И Иуда продал Учителя за серебро! Не мне тебя осуждать!
Жанна наотмашь хлестала словами съежившуюся под градом страшных обвинений Жаккетту, прекрасно зная, что на самом деле все не так черно-бело.
И не менее прекрасно сознавая, что будь она на месте Жаккетты, то при необходимости перешла бы в ислам без всяких терзаний, словно платье поменяла, объясняя это необходимостью и жизненными обстоятельствами. И совесть ее при этом даже бы не шелохнулась.
Но именно поэтому она беспощадно ставила Жаккетту перед выбором. Ведь у Жаккетты выбора не было.
Миллионы таких, как она, бессловесно гибли за веру, за слова, за идеи, которые несли им проповедники, для себя обычно оставляющие другой путь, куда менее тернистый.