– Какой папа? – тут же заинтересовался Олег, причем морячок тоже навострил уши.
Надо сказать, они у него здорово напоминали кошачьи – волосатые и чрезвычайно подвижные. Опять же, меня неприятно поразил тот факт, что Марья употребляет местоимение «нам»: похоже, она даже папу готова поделить на двоих, точно он и к ней имеет отношение. Мне, конечно, не жалко, особенно если учесть, что папа даже не мой, а какой-то приблудный, неизвестно откуда взявшийся, но как-то так выходило, что мы с ней почти породнились, а я все же не теряла надежды когда-нибудь избавиться от нее. Пока я хмурила лоб, размышляя на эту малоприятную тему, Марья с воодушевлением принялась рассказывать:
– У Симоны обнаружился папа в Израиле, он прислал ей подсвечник. Какая-то реликвия. Мы его всю ночь пилили, но никаких ценностей не нашли.
– Постойте, – заволновался Олег, – как папа? Почему в Израиле?
– Ну… он выехал на историческую родину. У него была другая семья, а умирая, он завещал Симоне…
– Мой папа умер двадцать лет назад, – прервала я ее излияния, – а если кому-то пришло в голову прислать мне подсвечник, так это вовсе не значит, что он мой отец.
– Но ведь это важный вопрос, – волновался Олег все больше и больше. – Ты ведь Радужинская Симона Вячеславовна, 25 января… – Далее я смогла убедиться, что мои паспортные данные, а также прежнее место жительства он знает очень хорошо, причем знает даже то, что я сама успела забыть. К примеру, какой садик я посещала и где мы тогда проживали с мамой.
– Откуда у тебя эти сведения? – удивилась я.
Олег густо покраснел и пробормотал, что он очень серьезно относится к своей работе. При чем тут его работа, я не поняла, но уточнять не стала, тем более что Олег поспешил сменить тему и вновь вернулся к вопросу нашей безопасности.
– Сейчас, когда я не смогу быть рядом с вами, – начал он, голос его срывался от волнения, – я готов организовать охрану за собственные деньги.
Мне кажется, он не меньше нас был потрясен своим благородством. Морячок радостно закивал, точно речь шла о его безопасности, а не нашей.
– Хорошо, – не стала я спорить, тем более что развитие событий мне тоже не нравилось. Правда, я не знала, какой толк от охраны, то есть как нас станут охранять? Дюжий дядька будет рядом днем и ночью? По-моему, это обременительно, но лучше сначала послушать умного человека.
– Охранные фирмы нам не подходят, у Гридина везде свои люди, и вместо охраны нам легко подсунут убийцу.
– Тогда, может, не надо никого? – испугалась Марья.
– Надо. И мы уже нашли выход. – Тут он перевел взгляд на морячка. Тот вновь выпятил грудь, поднялся и откашлялся, готовясь к речи.
– У меня есть сосед, он раньше в разведке служил, а теперь без дела болтается. Временно, конечно. Его в охрану президента звали, но он не пошел. Говорит, надоело на государство горбатиться, хочет свое дело открыть. Мне он не откажет. Я с Георгием предварительно по телефону поговорил, он нас ждет. Можем отправляться хоть сейчас.
Подобная перспектива, признаться, совершенно меня не вдохновляла, хотя Олег радостно кивал в такт словам морячка, которому, судя по всему, доверял беззаветно. Оно и понятно, человек ему жизнь спас.
– А он сильно пьющий? – вздохнув, спросила я.
– Кто? – удивился морячок. – Георгий? Да он вообще, можно сказать, в рот не берет. А уж когда на работе… я за него ручаюсь. – В этом месте он приложил руку к груди и поклонился.
– Ох, господи, – жалобно простонала Марья, тоже устроив руку на сердце. – Может, лучше объявления посмотрим?
– Ни в коем случае, – воскликнул Олег, – вы же видите, как быстро действуют эти люди, оглянуться не успеем, а в наших рядах уже окажется их человек.
Я воззрилась на морячка, который покачивал ногой и лучисто улыбался, и подумала, что в словах Олега начисто отсутствует логика: врагам ничего не стоит уже заслать своего человека… Однако следовало признать, что, если их выбор пал на морячка, они большие оригиналы. Думаю, теми же соображениями руководствовался и Олег: вид у его спасителя до того естественно-глупый, что заподозрить в нем лазутчика при всем желании затруднительно.
– Хорошо, – кивнула я, поднимаясь. – Поехали к Георгию.
Простившись с Олегом, мы вышли из больницы. Морячок назвал адрес, и мы отправились на улицу Маяковского. Спаситель жил довольно далеко от парка, что слегка удивило.
– Волка ноги кормят, – весело пояснил он.
Дом, к которому мы подъехали, ничем не выделялся среди десятка таких же домов. Подъезд был тоже не лучше и не хуже, с кодовым замком, исписанными стенами и двумя сожженными кнопками в лифте. Мы поднялись на четвертый этаж. Морячок позвонил в дверь ближайшей квартиры, радостно нам улыбаясь. Подождал, ничего не дождался, толкнул дверь, и она открылась. Он вошел первым и зычно позвал:
– Георгий!
Ответить не пожелали, из ванной доносился шум воды, морячок его тоже услышал, удовлетворенно кивнул и предложил:
– Присаживайтесь.
Мы устроились на скрипучем диване, и я от безделья принялась оглядываться.
Ничто в комнате, в которой мы находились в настоящее время, не указывало на личность хозяина. Если честно, никаких мужских вещей я не обнаружила, не считая гитары с красным бантом, которая могла принадлежать как мужчине, так и женщине. Квартира убранством напоминала те, в которых доживают свой век одинокие старушки. Старенькая мебель, в стареньком серванте сервиз, где не хватает двух чашек, а крышку чайника когда-то разбили и старательно склеили, диванные подушки в наволочках, расшитых крестиком, люстра с тремя рожками. Квартира наверняка досталась по наследству от бабушки, сейчас появится тип в тельняшке, хамоватый и не совсем трезвый, будет строить из себя героя, прошедшего все мыслимые и немыслимые «горячие точки». Такому очень подойдет гитара с бантом. Небось пьют с морячком горькую, поют дуэтом, иногда плачут, расчувствовавшись, а может, и дерутся. Олег совершенно спятил, отправляя нас сюда. Да и я хороша…
Морячок между тем постучал в дверь ванной и позвал:
– Георгий, мы пришли. Сейчас… – почему-то перешел он на шепот, обращаясь к нам.
– А чего он дверь не запирает? – додумалась спросить Марья.
– Наверное, нас ждал, – ответил морячок, а я подумала, что воров здесь можно не опасаться по очень простой причине: брать-то в сущности нечего. Телевизор и тот отсутствует, а это, я вам скажу, показатель.
Дверь ванной с шумом открылась, видеть хозяина мы пока не могли, но услышали.