Таргитай с сомнением покачал головой:
– Не знаю. К тому же нашего мудреца зовут не Ристальщик, а Аристей.
Человек в красном плаще, отвернувшись, подал знак дюжему гиганту, полуголому, прикрытому лишь широким кожаным передником. Тот уже раздувал огонь в жаровне. Жуткого вида клещи начали накаляться.
Таргитая пробрала дрожь, несмотря на горячий воздух. За его спиной двое стражей переговаривались вполголоса:
– Это какой Аристей? Что в башне на краю Города?
– В какой из них?
– Да самой старой. Вот-вот рассыплется. Мимо идешь – и колени трясутся.
– А что от дурня варвара ждать? Для них и этот бродяга мудрец.
– Хотел бы я услышать, что такой мудрец… га-га-га!.. изречет этим дикарям! Однажды, своими ушами слышал, такое сказал, когда спьяну наступил на грабли…
Когда палач взял раскаленные клещи, Фагим повернулся к Таргитаю и сказал совсем другим тоном:
– А теперь ты скажешь, зачем приехал в наш Город на самом деле. Почему тремя грязными варварами интересуется сам… бог Маржель!
– Бог Маржель? – переспросил Таргитай. – Это кто?
Фагим покачал головой. В глазах было странное выражение.
– Если бы я не знал мощь Маржеля, подумал бы, что бессмертный бог, которого страшатся даже боги… все боги!.. вас опасается.
Таргитай выныривал из красной боли долго и мучительно. Когда, наконец, перед глазами появились мокрые камни, он еще долго лежал бездумно, желая только умереть.
Сначала холод остудил истерзанное тело, затем пришла дрожь. Таргитай застонал, из закушенной губы пошла кровь. Стонала и плакала каждая жилка. Пахло паленым. Он уже узнавал запах своей плоти.
Очень медленно, преодолевая нечеловеческую боль, он дотянулся до сопилки. Она все так же незаметненько лежала в углу, где выронил, когда его тащили на пытку.
Разбитые губы не слушались. Изувеченные пальцы отказывались перебирать лады. Он пробовал дуть уголком рта, морщился, слыша унылый собачий вой, потом как-то приловчился, песня пошла складываться печальная, как и многие его песни, а потом он и сам перестал вслушиваться. Снова играло и пело то, что жило в нем. Иногда он грезил, что это дает знать солнечная капля крови Рода, но помалкивал: опять засмеют! К тому же частица Рода есть в каждом, даже в Олеге и Мраке, но если Мрак терпит его песни, ему даже нравится, то Олег сердится.
Мрака вбросили с размаха. Таргитай едва успел вытянуть руки, подхватил. Стражи злорадно захохотали, когда рухнул под тяжестью искалеченного пленника. Дверь с грохотом захлопнулась, лязгнул засов.
Таргитай выполз из-под тяжелого, как гора, Мрака. Ладони стали липкими от крови. Мрак тяжело дышал, из разбитого рта струйкой текла алая кровь с темными сгустками. Один глаз закрыл кровоподтек с синими разводами, веко другого распухло.
Губы Мрака шелохнулись. Таргитай подставил ухо:
– Что? Мрак!..
Ответ был едва слышен:
– Пой…
Таргитай не поверил своим ушам.
– Что?
– Пой, говорю…
– Мрак, ты не бредишь? Ты тоже считаешь, что я могу петь даже сейчас?
Мрак надолго замолчал, жизнь в нем угасала. Когда губы шелохнулись снова, Таргитай скорее угадал, чем услышал:
– Пой… Надо…
– Но как я могу, – с мукой вскрикнул Таргитай, – когда Олега сейчас, может быть, жгут каленым железом? Я пел, стыда на мне нет, когда терзали тебя… Я совсем обезумел, но сейчас то, что иногда находит на меня, ушло… Я же знаю, что нельзя!
– Льзя, Тарх… Ты пел, потому что хотелось, теперь потому что надо. Силы Олега иссякают…
– Но я не волхв, не лекарь!
– Да, Олега… это не спасет… но немного сил даст. Правда даст… А ему, может быть, совсем немного надо… Хоть он головой живет, но сердце у него есть… не может не быть…
Мрак откинул голову, затих. Таргитай опустил его на холодный пол. Слезы закипали на глазах, но трясущимися пальцами вытащил сопилку. Мрак, может быть, бредит, если говорит такое дикое, но еще хуже сидеть сложа руки. Таргитай никогда еще не пел, когда не хотелось, впервые взял дудочку без охоты и с сильнейшим чувством вины, с усилием заиграл. О доброте, которая все же сильнее зла, о справедливости и мире, о любви и доверии. О Правде, что обязательно победит Кривду, ибо в каждом человеке есть капля крови Рода. Она разгорится в яростный костер, сожжет все гадкое в человеке. И будет смертный равен богам!
Таргитай знал, что помочь Олегу не может, за ним не стоят чародейские силы, но если не петь, то упал бы на каменный пол и колотил бы кулаками, захлебывался бы слезами и соплями.
Сверху скрипнуло. Звук был настолько необычен, что Таргитай с усилием повернул голову. Дверь уже была приоткрыта, слабо горел факел. Чьи-то волосатые руки опускали лестницу. Незнакомец явно старался не шуметь.
Когда лестница коснулась пола, Таргитай поднялся, ухватился за стену. Человек исчез, но красноватый свет указывал, что факел остался на прежнем месте.
– Мрак, – позвал Таргитай тихонько, – Мрак… Что делать?
Даже он понимал, что, поверив, с великим трудом поднимется по шаткой лестнице, если ступеньки не обломятся, как наверху встретят злорадно хохочущие стражи. Едва только голова покажется над краем, ему плюнут в глаза, ударят в лоб и спихнут обратно. Если при падении не переломает кости, будет чудо…
Ни Мрак, ни Олег сейчас даже не шелохнули бы пальцем.
Таргитай вздохнул, поднял Мрака. Оборотень обвис на плече Таргитая, как тюк мокрых шкур. Только весил как Рипейские горы. Вздохнув горестно, чувствуя себя еще большим дураком, чем когда вышел из Леса, Таргитай поставил ногу на первую ступеньку. Мрак очнулся, тяжело заворочался.
– Тихо, Мрак, – прошептал Таргитай.
Медленно, как улитка, замирая при каждом шорохе, он начал подниматься по шаткой лестнице. Приоткрытая дверь приближалась медленно, словно при каждом шаге старалась отодвинуться.
Когда Таргитай тихохонько коснулся двери, заранее втягивал голову: жуткий скрип должен прорезать ночь, как ножом, дверь открылась сразу, без шума. При свете факела он заметил блестящие потеки на косяке. Кто-то обильно смазал дверные петли.
Он бережно опустил Мрака на пол, вылез. Коридор уходил в темноту, угадывался поворот в десятке шагов. С другой стороны был тупик.
Таргитай прикрыл дверь, на цыпочках пробежал к повороту. Выход близко, но из распахнутой двери выглядывал кончик сапога и край щита. Чувствуя себя еще большим дураком: без оружия, сам лезет врагам в руки! – Таргитай на цыпочках подкрался, осторожно выглянул.