– Сочту за честь принять его приглашение, – ответил Саган, но холодность тона затушевала учтивость его слов.
Рауль снова поклонился и повернулся к Мейгри. Глаза Крошки наконец остановились на ней, заметив, возможно, небольшую трещинку в стекле.
– Мой хозяин Снага Оме весьма сожалеет, что ему было неизвестно подлинное имя миледи, когда она почтила его обитель. Он опасается, что его гостеприимство в тот раз оказалось не слишком...
– Он пытался меня убить, – с приятной улыбкой заметила Мейгри.
Рауль выразил всем своим видом такое изумление, что казалось, он никогда уже не оправится от потрясения.
– Мой хозяин Снага Оме прослышал, что вы поверили отвратительным наветам, посыпавшимся на его беззащитную голову. Снага Оме почтительно напоминает вашей светлости, что Ласкар известен своими бандитами, и желает к этому добавить лишь то, что безмерно счастлив, что миледи живой и невредимой выбралась из этого ужасного столкновения. Миледи пользуется покровительством Божьим.
– И носит с собой лучевое ружье, – холодно заметил Саган. – Но прошу вас продолжать.
Сверкающие фиолетовые глаза Рауля выразили удовольствие.
– Да. Совершенно верно. Однако, дабы возместить недостаток гостеприимства, мой хозяин, Снага Оме, посылает приглашение леди Морианне Мейгри и просит ее почтить своим присутствием его прием.
Изысканным жестом лоти протянул маленький серебряный шарик.
– Сочту за честь, – сказала Мейгри, принимая шарик. Она положила его на стол, прижав, когда он начал подниматься.
– Это мой хозяин Снага Оме сочтет за честь, миледи. А теперь, как ни прискорбно мешать деловым разговором предвкушению удовольствия, мой хозяин Снага Оме просит сообщить миледи, что он будет весьма признателен, если ему незамедлительно вернут принадлежащую ему вещь. Он уверен, что миледи с радостью выполнит его просьбу, поскольку эта вещь – несомненно, без всякого умысла со стороны миледи – была получена обманным путем.
– Обманным? – повторила Мейгри. – Что значит обманным! Он получил звездный камень...
– О, миледи... – Рауль, казалось, отступает под напором ее гнева, а Крошка совсем съежился. – Не давайте волю враждебным чувствам. Снага Оме не сомневается, что ваша светлость действовали с лучшими намерениями. Но, видите ли, звездный камень оказался никчемной безделушкой.
– Не думаете ли вы, что я поверю...
– Миледи, – мягко перебил Рауль, – звездный камень стал черным, словно уголь.
Крошка, не спускавший глаз с Мейгри, заметно поморщился и негромко ахнул от боли. Мейгри ничего не сказала, не шелохнулась.
– Миледи не может нести за это ответственность, – вмешался Саган. Он с некоторым испугом почувствовал, как ему в руку, словно копи, впились ее ледяные пальцы. – Ценность камня нисколько не снизилась...
– У каждого свое мнение, – деликатно предположил Рауль. – Этот камень сейчас приобрел весьма неприятный вид. Мой хозяин Снага Оме просто не может рядом с ним находиться. Он спешит как можно быстрее пройти ту комнату, где хранится камень, чтобы только его не видеть. Обман глубоко уязвил Снагу Оме, но он просил меня передать, что он простил ее светлость и будет счастлив вернуть ей этот камень, если она вернет ему его вещь.
– Можете передать своему хозяину Снаге Оме, что ее светлость сначала увидит его в аду.
Саган нажал кнопку, открыл дверь и жестом подозвал охранника.
– А теперь, мне кажется, вам пора идти. У вашего спутника очень нездоровый вид.
Крошка скрючился от боли, но его большие глаза неотрывно смотрели на Мейгри, и сквозь выражение боли проглядывался и торжествующий блеск.
– Я лишь считаю необходимым сообщить вам, что мой хозяин Снага Оме неодобрительно относится к угрозам, – сказал Рауль, хватая своего спутника за шиворот и собираясь, судя по всему, выволочь его из каюты.
– Я никогда не угрожаю, – отпарировал Саган, – а лишь обещаю. Мои наилучшие пожелания вашему хозяину. Сообщите ему, что ее светлость и я с радостью появимся на его приеме.
– Да пребудет мир с вами, – приятным голосом сказал лоти, которого, похоже, ничто не могло вывести из состояния наркотической безмятежности.
– Да будет вечный мир над вами. – пробормотал Саган, раздраженно хлопнув ладонью по кнопкам, запирающим дверь.
Мейгри осталась рядом с ним, крепко сжимая его руку. Она не смотрела на него. Она ничего не говорила. В этом не было нужды. Он понимал. Ее душа была обнажена, открыта нараспашку.
Она медленно разжала пальцы, отпустила его руку. Саган взглянул на руку и увидел на своей коже, носившей отметины былых битв, четыре свежих отпечатка – следы ее боли. Она отошла от него твердой походкой, но двигалась слепо, словно в густой тени.
– Миледи, – заговорил Командующий, – в ночь революции я снял звездный камень с шеи и положил его в шкатулку из розового дерева. Она все еще у меня.
Она остановилась, но не обернулась к нему, продолжая смотреть прямо перед собой, в ночь.
– Мейгри, – тихо продолжал Командующий, – мой звездный камень черный. Он потемнел в тот же вечер.
– Это должно меня утешить, милорд?
– Наша связь закалилась в адском огне. Произнеси клятву.
Она оглянулась на него, тускло улыбнулась.
– Fortune rota volviture; descendo minoaratus... «Колесо фортуны поворачивается; обесчещенным лишаюсь я милосердия».
Она посмотрела ему в глаза пристально, безжизненно.
– Я произнесу клятву, милорд.
Она вышла.
Саган даже не посмотрел ей вслед. Он должен бы испытывать торжество по поводу своей победы. Клятва крепко соединит их. Она будет желать того же, что пожелает он. Они будут думать и действовать как одно целое. Да, он одержал победу, но Мейгри ухитрилась лишить его радости.
Она произнесла фразу из «Кармины Бураны», сборника песен средневековых вагантов. Он долго не вспоминал об этих песнях, а теперь они вдруг нахлынули на него голосом прорицателя, произносящего недоброе пророчество. Он повторил про себя заключительную строку:
«Quod per sortem sternit fortem, mecum omnes plangite! И поскольку судьба низвергла сильных, восплачьте все со мной!»
Эта ночь никому не позволила спать.
Джакомо Пуччини. Тоска.
Как только прошли грозовые тучи, на небе Ласкара зажглись бесчисленные сверкающие новые звезды. На прием слетались гости Снаги Оме, и их челноки, орбитальные корабли и космопланы прочерчивали огненные следы по небосклону. В воздухе и эфире царило столпотворение, но местные наземные службы, привыкшие к ежегодному наплыву гостей, управлялись с прибывающими, и число мелких летных происшествий не превышало обычного уровня.