Он бросается к ДЕВУШКЕ, чтобы вцепиться ей в горло и наконец упокоить ее. Ее руки обвиваются вокруг ДИРЕКТОРА, в последней судороге она прижимает его к себе — тут замыкаются контакты, закрепленные у нее на теле, и взрывается заряд. Их двоих, сцепленных воедино, разрывает на части, кровью они повенчаны для Вечности.
Это последний кадр, лучший в фильме.
КОНЕЦ
Кристофер Фаулер живет и работает в Лондоне, где возглавляет промоутерскую компанию "Creative Partnership", единственную в Великобритании, специализирующуюся на продаже кинофильмов. Его первый сборник "Городские вибрации" ("City Jitters") носил подзаголовок "Рассказы о городской злобе". В дальнейшем было опубликовано еще три сборника: "Городские вибрации — 2" ("City Jitters Two"), "Комитет потерянных душ" ("The Bureau of Lost Souls") и "Ножи плута" ("Sharper Knives"). По рассказу Фаулера "Умелый строитель" ("The Master Builder") CBS-TV сняло филъм с Типпи Хедреном в главной роли, а другую историю, "Левостороннее движение" ("Left Hand Drive"), экранизировало британское телевидение.
Его первые четыре романа, "Мир-крыша" ("Roofworld"), "Руна" ("Rune"), "Красная невеста" ("Red Bride") и "Самый черный день" ("Darkest Day"), называют "Лондонским квартетом"; среди других работ выделяются роман "Спанки" ("Spanky"), а также "Менц Инсана" ("Меnz Insana"), серия комиксов для взрослых о безумном докторе, иллюстрированная Джоном Болтоном, и сценарий "Высокое напряжение" ("High Tension").
На тот случай, если вы не догадались по названию, Фаулер поясняет, что написал нижеследующий рассказ после просмотра трилогии Джорджа Ромеро, спрашивая себя, отчего все с такой готовностью принимают концепцию живых мертвецов.
"Ромеро рассматривает вопрос, что происходило в дни, последовавшие за пробуждением, — говорит автор, — но никто не озадачился наличием тут логики. Первое и главное — отчего мертвые восстали? Как ожившие трупы ухитрились подняться из земли? И чем, черт возьми, им может помочь поедание живых?
Ответ, полагаю, таков: взрослые не задают себе подобных вопросов. Это прерогатива детей. Так что, пожалуй, имеет смысл взглянуть на проблему глазами ребенка".
Фаулер признался, что однажды в детстве похоронил мертвую черепаху, а потом, несколько недель спустя, выкопал ее, чтобы посмотреть, пуст ли панцирь.
"Мы были в ужасе, обнаружив, что животное двигается само по себе в своей скорлупке, — откровенничает он. — Черепаха ожила благодаря бурной деятельности каких-то личинок, так что мы восприняли это как доказательство не воскрешения, но реинкарнации и, таким образом, бессмертия души".
Все вышеизложенное дает некоторое представление о том, чего следует ожидать от "Ночи после "Ночи живых мертвецов""…
Чем хороши мертвецы — от них, в отличие от живых, не залетишь, посидев на стуле, с которого они только что встали. Когда живые нагревают сиденье (особенно стульчак унитаза — вот вам и источник СПИДа), а ты садишься на нагретое ими местечко, тепло активирует гормоны твоего тела, оплодотворяет яйцеклетки, и девять месяцев спустя хлоп — ты с младенчиком. Но мертвые не греют сидений, потому что температура их тел не выше температуры водопроводной воды зимой.
А чем мертвецы плохи, так это тем, что не спят, и, спускаясь посреди ночи за стаканом воды, вполне можно обнаружить собственного дедушку, сидящего на кухне за столом и тупо пялящегося в темноту, — лично меня от этого просто в дрожь бросает. Скажите спасибо "Ночи живых мертвецов". Интересное обстоятельство (самое интересное, если, конечно, не упоминать, что все произошло в разгар дня) — в тот момент этот катаклизм мало кого всполошил. Хотя мне, честно говоря, стало сильно не по себе: как-никак мне тогда только-только стукнуло одиннадцать.
Вы наверняка все знаете — в смысле вы же не проторчали последние три года в монастыре на Оркнейских островах, чтобы не знать, — но я все равно расскажу, потому что: а) это даст личную точку зрения и б) нам все равно задали сочинение по английскому.
Для начала — кино тут совершенно ни при чем. С кино ничего общего.
Если вы видели эту классическую ленту, то помните, как мертвецы вставали из земли и ковыляли по пояс в тумане, с вытянутыми руками, точно лунатики. Полная ерунда. Подумайте сами: когда кого-то хоронят, гроб заколачивают, опускают в яму, яму засыпают землей, а землю утрамбовывают, так что мы говорим о нескольких сотнях фунтов мокрой грязи, которую надо поднять, если даже предположить, что покойнику удалось сдвинуть крышку своего последнего пристанища — а это практически невозможно, поскольку в большинстве гробов и развернуться-то толком негде. Факт прост: из земли никто не вылезает. Возвращаются к жизни лишь трупы, лежавшие в моргах и больницах, ну и те, которые отчего-то валялись где-то незакопанные.
Они не разгуливают с поднятыми руками; их руки вяло болтаются по бокам, и они не слишком много двигаются, а вот падают, напротив, частенько. Но главное отличие от фильма — они не убивают живых и не пытаются съесть их мозги. Да и если подумать логически, как? Они мертвы, а значит, мертв их мозг, а желание сожрать мозги кого-то другого предполагает сознательное мышление, которое у них отсутствует. Съеденный мозг не восстановит твой собственный. Это все равно что сказать, что от съеденного куска говядины, то бишь части коровы, у тебя отрастет четыре желудка. Кроме того, если хочешь добраться до чьего-то мозга, нужно сперва вскрыть череп, а сие, полагаю, не так легко, как выглядит на экране. Это как вампиры в кино. Сами знаете, когда доходит до укусов, Дракула проделывает в чьей-нибудь шее две дырки и высасывает кровь. Извините, но как насчет законов физики? Когда открываешь жестянку со сгущенкой, приходится пробивать отверстия с двух сторон банки, чтобы молоко лилось. Так что вампир должен быть уверен, что его рот припал точно только к одной из дыр, иначе у него вообще не получится ничего высосать, разве что он станет действительно сосать — и тогда человек, из которого он сосет, будет сдуваться, как проколотый футбольный мяч.
Так вот. Никто не выходит из земли, никто не ест мозгов. Живые мертвецы не имеют ничего общего с их киношными прототипами. Честно говоря, они довольно скучны. У кого-то из них еще сохранились остатки памяти, и он может прочесть наизусть "Солнце" или промямлить пару арий из "Кошек", но ничему новому их научить нельзя, как нельзя выдрессировать взаправду тупых насекомых или пса нашего учителя биологии. Ткни пальцем в небо, и они да, поднимут глаза, но потом будут стоять так часами, как цыплята, ждущие, когда пойдет дождь. Потому что они мертвы — и точка. В смысле смерть — это конец, finito, после смерти ты уже не поймешь, в чем соль шутки, и не вспомнишь, как подключить видик, вот и все, тебе крышка, крошка.
О той ночи, когда все произошло, я много сказать не могу — разве что была среда, лил дождь и я поздно пришел домой из школы. Меня поймали на обществознании за изучением внутренностей мяча для гольфа и в наказание оставили после уроков. Помню, как шагал по улице и увидел впереди одного из шаркающих мертвецов, мужчину лет пятидесяти. Впервые увидел. Фантастическое это было зрелище, словно я всю свою довольно-таки короткую жизнь ждал чего-то подобного и теперь увиденное придало смысл всему остальному.