Оливия тоже хотела своё собственное кружевное кресло в этой спальне.
Зависть тебе не к лицу, напомнила она себе.
Возможно у тебя и нет такого кресла, зато ты помогла бесчисленному количеству людей смеяться, и радоваться, и научила их любить жизнь.
Да, она получала от этого огромное удовольствие.
Но.
теперь она хочет большего.
Возможно она всегда хотела большего, но только не понимала этого до своего "повышения по службе".
Я Такая алчная, подумала она со вздохом.
Твердый, но гладкий матрац под ней дрогнул и застонал.
Постойте-ка.
Твердый? Дрогнул? Застонал? Оливия пришла в себя, и ничто больше не мешало ей октрыть глаза.
То, что она увидела — или вернее, не увидела, заставило ее резко выпрямиться.
Дымка цвета индиго от восходящего солнца и пушистые облака — их больше не было.
Вместо этого, она увидела спальню с каменными стенами, деревянным полом и полированной мебелью из вишневого дерева.
И кружевное розовое кресло.
К ней пришло осознание.
Падшая.
Я пала.
Она очутилась в аду, и демоны — не думай о них.
Уже при одном этом коротеньком воспоминании её тело начало дрожать.
Сейчас я с Аэроном.
Я в безопасности.
Но, если она действительно смертная, то почему её тело такое…
здоровое?
Еще одно осознание: потому что на самом деле она не человек.
14 дней, она вспомнила сказанное Лисандром, прежде, чем она утратит все ангельские черты.
Значит ли это…
Могли ли её крылья…
Закусив нижнюю губу, боясь надеяться, она подняла руку и ощупала спину.
То, что она почувствовала, заставило ее плечи опуститься с облегчением и печалью.
Ран не осталось, но крылья всё же не отросли.
Твой выбор.
Твои последствия.
Да.
Она примет это.
Хотя это было странно.
Это бескрылое тело принадлежало ей.
Тело, которое не сможет жить вечно.
Тело, которое чувствует и удовольствие, и боль.
И это прекрасно, поспешила она уверить себя.
Она была в крепости Повелителей, рядом с Аэроном.
Аэрон был рядом с ней.
Как забавно.
Пока это тело познало лишь боль, и она была больше, чем готова, познать удовольствие.
Оливия отпрянула от него и начала изучать его тело.
Он до сих пор спал, черты его лица были расслабленны, одна рука была над головой, другая сбоку, где ранее была она.
Он прижимал её к себе.
Уголки её губ поднялись в мечтательной улыбке, а сердце дико застучало.
На нем не было футболки, и осознание этого заставило её сердцебиение ускориться.
Она растянулась на его красочной груди, легла на эти крошечные коричневые соски, эти стальные мышцы и интригующий, великолепный живот.
К сожалению, на нем были джинсы.
Его ступни были обнажены, и она увидела, что даже на его пальцах были татуировки.
Восхитительно.
Восхитительно? В самом деле? Что хоть ты? На этих пальцах была запечетленно убийство людей.
Тем не менее, ей захотелось провести по ним кончиками пальцев.
Она коснулась его бабочки на ребрах.
Кончики крылья приняли форму острых наконечников, уничтожая иллюзию хрупкости.
В ответ на её прикосновения, с его губ сорвался вздох, и она отпрянула.
Она ни в коем случая не хотела, чтобы он застал ее, когда она трогает его.
Ну, без разрешения.
Движение получилось мощнее, чем она намеревалась, и она полностью съехала с кровати, падая на пол с болезненным шлепком.
Волосы танцевали вокруг её лица, и когда она отвела пряди в сторону, поняла, что разбудила Аэрона.
Он сидел, сверля её взглядом.
Оливия сглотнула и робко посмотрела ему в глаза.
— Мм, доброе утро.
Его настороженный взгляд скользнул по ней.
— Ты выглядишь лучше.
Намного лучше.
Его голос был груб.
Вероятно, ото сна, а не желания, как надеялась каждая клеточка её тела.
— Ты исцелилась?
— Да, спасибо.
По крайней мере, она так думала.
Её сердце было не спокойно, она все еще не могла привыкнуть к его непрерывным беспорядочным ударам.
И в груди была боль.
Не настолько ужасная, как боль в спине, но все же странная.
Даже её желудок дрожал.
— Ты болела три дня.
Какие-нибудь осложнения? Острые боли?
— Три дня? — Она не могла поверить, что прошло столько времени.
И все же, три дня едва ли достаточный срок для того, чтобы она полностью исцелилась.
"Как я выздоровела?"
Он сердито взглянул на нее.
— Вчера вечером у нас был гость.
Он не назвал мне свое имя, но сказал, что исцелит тебя, и я предполагаю, что он сдержал свое слово.
Между прочим, я ему не понравился.
— Мой наставник.
Разумеется.
Её исцеление было нарушением правил, но Лисандр сам помогал эти правила создавать.
Если кто-то и знал как обойти их, то это был он.
И ангел, которому не нравился Аэрон?
Наверняка Лисандр.
Аэрон снова обвёл её пристальным взглядом, как будто ища повреждения, несмотря на правду в её заявлении.
Его зрачки расширились, затмевая каждую частицу его прекрасной фиалковой радужки.
Не с радостью, а со…
злостью? Вновь? Она не сделала ничего, что могло стать причиной исчезновения его прежней нежностию
Сказал ли Лисандр что-то что потом могла его огорчить?
"Твоя мантия."
прохрипел он и быстро повернулся к ней спиной.
Его вторая тату в виде бабочки поприветствовала её, и её рот увлажнился.
Какими были бы на вкус те зазубренные крылья? — Поправь это.
Нахмурившись, она взглянула на себя.