— Может и так, но вместе с этим. — И он достал из кармана завернутый в полиэтилен длинный тонкий нож.
— Где нашли?
— Здесь, — он кивнул на тумбочку. — Заметьте, на лезвие запекшаяся кровь.
— Это он для кошек мясо резал.
— А вот и нет! — торжественно воскликнул наш Шерлок Холмс. — Кошкин нож мы изъяли вчера, он лежал на видном месте, поэтому его обнаружили сразу. А вот этот, — он потряс перед моим носом пакетом, — был спрятан за тумбочкой, его я нашел только сегодня. И, как мне кажется, эти сгустки на лезвие, — вновь пакет мне в нос, — говорят о многом.
Я недоуменно уставилась на него, не уяснив, о чем могут говорить сгустки.
— Вы что про сворачиваемость крови ничего не слышали? — удивился Геркулесов. — Кровь, вытекшая из живого человека, и кровь из… ну допустим… замороженной говяжьей печени имеет разную консенстенуцию. Первая еще не свернулась, когда попала на лезв…
— Ну, хватит, — возмутилась я. — Давайте обойдемся без этой тошнотворной лекции. Я вам верю на слово.
— Что и требовалось доказать, — изрек очень довольный собой Геркулесов.
— Значит, это Васька.
— Васька, — уверенно подтвердил он.
— Хм, — я все еще не верила в это, но, скорее, лишь из упрямства — мне претила мысль, что я на Бодяго даже подозрение не распространяла. — Да, пожалуй, вы правы. Больше не кому. А он что говорит на это?
— Естественно, в несознанке.
— В чем?
— Отпирается, значит, не признает своей вины. Но это было вчера, вчера у нас не было этого, — он вновь вскинул пакет с ножом, но на этот раз я отстранилась, хватит, на сгустки я уже насмотрелась.
— Думаете, сегодня сознается?
— Не знаю, от него чего угодно можно ожидать, он же того, — Геркулесов свистнул и покрутил пальцем у виска.
— Да ладно, никакой он ни того, — я повторила свист, — обычный маньяк.
— Да вы что! Он с детства того. У него задержка в развитие 5 лет была, он и сейчас иногда в детство впадает. Сядет в уголке, засунет палец в рот и повторяет «Я плохой, я плохой».
— Вон оно что!
— И мама у него не совсем нормальная. Вернее, совсем ненормальная. Правда, когда-то она была директором ПТУ, именно в нем Вася учился, в другое его бы просто не приняли, а потом у нее крыша съехала, ее выгнали на пенсию и теперь она изводит соседей по подъезду своими выкрутасами. Я ходил к ним домой, так жильцы ко мне с петицией — выселяйте, орут, этих Бодяго к чертям. Мамаша месяц слесарей в квартиру не пускает, чтобы они трубы ей починили, а из-за этих труб весь подъезд в дерьме плавает, а сынок кошатню развел в однокомнатной «хрущевке». А это вонь, знаете, какая?… Нет, лучше вам не знать. — Геркулесова передернуло. — Вот такой фрукт наш Вася.
— Н-да. А сразу и не подумаешь. Я всегда считала его очень приличным парнем. Он такой безобидный на первый взгляд, тихий, и на маньяка совсем не похож.
— А вы думаете, все маньяки имеют зверскую рожу? Да ничего подобного!
— Я не о том. Про рожу понятно, она действительно такая, какой тебя природа наградила… ну или обидела, у кого как. Просто он был таким вежливым, спокойным. Простите, извините, даже глазки лишний раз боялся поднять.
— Это легко объяснить — просто он боялся, что взгляд его выдаст, а по поводу всего остального, я вот что могу сказать. — Геркулесов сел по-турецки, приготовившись вещать. — Лет 20 назад в нашем городе стали находить изнасилованных, изуродованных и убитых девушек. Находили их не часто, но регулярно, примерно пару раз в год. И так на протяжении 4 лет. Маньяк отличался изощренной жестокостью и неуловимостью, прозвали его Лиходеем. Ловили Лиходея все эти годы всем уголовным розыском, но никак не могли поймать, уж больно осторожным был. Но на пятый год охота увенчалась успехом — маньяка поймали. Им оказался слесарь 5-того разряда, активист, трудяга, трезвенник, примерный отец двоих детей Сергей Лимонов. Не слыхали?
— Нет. Мне тогда еще слишком мало лет было.
— Мне тоже не много, но я знаю об этом, и не только потому, что Лиходея поймал мой отец, но еще и потому, что жил он в нашем доме. Так вот к чему я веду? А к тому, что приятнее человека я не встречал. Я же его с пеленок знал, видел, как он к жене относится, к детям, знал, как его уважают на работе. И вот такой положительный гражданин оказался кровавым убийцей. В нашем доме никто не верил, бабки, которые его обожали, даже с транспарантами к дверям прокуратуры ходили.
— Так, может, это и не он? Мало что ли бывает ошибок следствия?
— Это он. Его застигли на месте преступления. После чего он не стал отпираться и во всем сознался, причем, не теряя спокойствия и продолжая вежливо улыбаться. — Геркулесов вздохнул. — Вот так-то! А вы говорите, не похож на маньяка.
— Ничего я, видно, в людях не смыслю! — с сожалением пробормотала я.
— Просто вы их видите лучше, чем они есть, — упокоил Геркулесов, причем, даже не поняв, что сморозил глупость. Знай он меня получше, никогда бы такого мне не сказал, ведь каждый мало-мальски знакомый с моей натурой человек в курсе, что я самый отъявленный циник женского пола, каких только видел свет.
— Значит, подозрение с мужиков нашего отдела можно снять?
— Можно, — кивнул он, после чего встал, поиграл пальцами ног, зачем-то попрыгал и бодро скомандовал. — Тащите сланцы, я уматываю.
Я притащила, он умотал.
Итак, прошло пять дней, почти неделя. Спокойная, размеренная неделя, такая, будто и не было тех кошмарных дней, когда мы ходили по институту с оглядкой. Теперь жил наш НИИ по-старому сонно. Мне даже показалось, что все, кроме, пожалуй, меня и вспоминать-то об убийствах перестали. Ну укокошили пару уборщиц и одну вахрушку, так ведь поймали, кровопийцу, и сидит он, сердешный, нынче за чугунной решеткой. Так что может «Нихлор» вернуться к своим насущным делам: сплетням, чаепитиям да легкому флирту.
Даже мои товарки угомонились, обмусолив за прошлую неделю все детали происшествия, посмаковав подробности поимки маньяка, приукрасив, конечно, для красного словца и сознания собственной значимости, к понедельнику они уже переметнулись к обсуждению более свежих новостей. А если у них и возникали всплески воспоминаний, то не рождали они ничего, кроме облегчения. Еще пуще был доволен Геркулесов, как же, засадил маньяка, прекратив тем самым кровавую вакханалию (столь изысканно он обозначил ту мочиловку, которую наш маньяк устроил).
Страдали по Васе только двое: Слоник да я. Слоник ясно почему — как никак Бодяго, хоть и вуайерист, но все ж друг, а вот я… Даже и не знаю, почему я не могла смириться, поверить, успокоиться в конце концов. Но что с меня, глупой бабы, взять?