Появляются две другие фигуры и встают по обе стороны женщины. Но их Тирта почти не видит, они подобны столбам из тумана или пара.
Она узнала: действительно есть те, кто имеет право на этот туманный меч. Возможно, они по-своему расположены к ней. Но то, что ждет впереди, гораздо важнее судьбы женщины из Древней Расы, которая держалась слова своего рода до конца. Потому что конец, когда он наступит, связан не с Тиртой, а с гораздо более важными делами.
Трое в тумане исчезают, но меч остается. Он продолжает заполнять сознание Тирты своим присутствием. Символы на его лезвии внезапно вспыхивают гневным огнем. И из этого огня Тирта черпает, что ей позволено: силу, чтобы сдержать боль тела, мертвого тела, которое больше не в состоянии ей служить. Она должна ждать, потому что надобность в ней возникнет позже, и ей приходится смириться.
И вот она всей силой воли держится своего видения, создает из него барьер на пути боли. Она так никогда и не узнала, сколько времени продолжалась эта борьба.
Но вот меч бледнеет, символы тают. Тирта мыслью проваливается в пустоту, потом открывает глаза на внешний мир.
Она действительно так глубоко ушла в себя, что не заметила, как ее сняли с пони. Теперь она лежит на плоской неподвижной поверхности, жесткой поверхности, как сообщает возвращающееся к жизни тело.
Тонкие лучи света, словно от гигантских свечей, устремляются в небо. Свет этот холодный, недобрый. Место принадлежит Тьме, как бы ни играл в нем свет.
За восходящими лучами света видно ночное небо.
Тирта видит далекое мерцание звезд, но между нею и этим мерцанием какой-то дрожащий занавес, словно чистый звездный свет не может проникнуть в это злое место. С решимостью, которой подчинены все силы тела, Тирта пытается повернуть голову.
Ей отвечает боль, но это неважно: она хозяйка своего тела и его боли. Она выбрасывает боль, как выбросила бы что-то злое, цепляющееся за нее. И тут Тирта обнаружила, что действительно может слегка повернуть голову, разглядеть то, что находится слева от нее, и понять, что она не одна.
Свет исходит от столбов, похожих на ледяные, замерзших сотни лет назад. В них видна какая-то теневая сердцевина. Между нею и ближайшим холодным столбом находится Алон.
Он сидит, вытянув перед собой ноги, связанные веревкой. Руки его жестоко загнуты за спину и тоже связаны. С поднятой головой он смотрит вперед. У него вид человека, который смирился с судьбой и которого больше ничего не трогает.
— Алон!
Он не посмотрел на нее, состояние транса, в котором он находится, его не покинуло. Он ушел в пустоту? Нет, что-то уверяет ее, что это не так.
— Алон! — потребовалось такое усилие, чтобы произнести вторично это имя, что Тирте показалось: она не выдержит.
На лице его промелькнуло какое-то выражение.
Но он оставался в своем несчастье, и она до него не добралась. Долго смотрела она на него, неспособная снова набраться сил, каких потребовали первые две попытки.
— Он ушел… оставил нас… с Тьмой… — Эти слова произнесли почти неподвижные губы. Но Тирта поняла, что маска отчаяния и шока — это только внешнее. За ней Алон, живой и настороженный. — Это место Тьмы. Считается, что нам отсюда не вырваться… — продолжал Алон. — Не вызывай. Тот, кто здесь правит, сразу узнает.
Не вызывать? Значит, Алон уловил ее попытки?
Нет, нельзя даже думать об этом в таком месте! Тирта сразу поняла необходимость осторожности. Сила сделала это место тюрьмой… Она не знает пределов этой Силы… Но, очевидно, тот, кто поместил их сюда, ей доверяет.
Алон продолжал смотреть в пустоту, но теперь Тирта увидела, что руки его, жестоко связанные, движутся. Он не пытается коснуться пальцами узлов — это физически невозможно. Но, к удивлению Тирты, он гладит веревку, как мог бы гладить шкуру животного. Присмотревшись внимательней, она видит, что это действительно не веревка, а полоска плетеной кожи.
Тирта не могла понять, чего добивается мальчик, но движения его не бессмысленны, поэтому она не стала отвлекать его, только смотрела, как он похлопывает, поглаживает свои путы, играет с ними. При этом внешне сохраняет впечатление полной покорности.
Неожиданно Тирта поняла, что ее поглощенность мальчиком может привлечь внимание того, кто правит этим мрачным местом. Тирта постаралась переключить сознание. Ей пришлось направить на что-то глаза, чтобы быть уверенной, что она не повернет голову. Но тут она заметила движение впившихся в тело мальчика веревок.
Вначале ей показалось, что она видит иллюзию, обман, призванный вызвать ложные надежды, помучить. Но если это иллюзия, она очень правдоподобна. Петли шкуры, которую гладил и ласкал Алон, двинулись сами по себе. Они задергались вокруг рук ребенка, соскользнули. Путы, словно скользкие змеи, изогнутые под неловким (для них) углом, теперь по своему желанию занимают более привычное положение.
Тирта видела, как развязались узлы и позволили веревке соскользнуть. Руки мальчика в глубоких рубцах упали вперед. Тирта представляла себе, какую боль он испытывает после неожиданного освобождения. Но одна его рука задергалась, он наклонился к узлам на ногах.
Снова началось поглаживание. Тирта продолжала внимательно наблюдать. Алон не менял выражения лица. Всякий взглянувший на него сказал бы, что этот маленький мальчик вне себя от страха и грубого обращения. Губы его не двигались: он не мог произнести никакого заклинания или призывать Силу.
Но снова у него получилось, узлы развязались, и он был свободен. Но ребенок не шевелился, а продолжал сидеть, свободный от пут. Потом она увидела, как поднимается его грудь в глубоком вздохе, он свел руки, принялся растирать рубцы на запястьях.
Какие еще путы, кроме физических, наложены на этого мальчика? От каких пут он сейчас освобождается? Сможет ли Алон выйти за эти светящиеся столбы? Тирта ничего не могла ни сказать, ни сделать, могла только смотреть и ждать.
Но, кажется, Дар, освободивший мальчика, не истощился. Алон продолжал, глядя вперед, растирать запястья. Но во взгляде его не было ни покорности, ни отчужденности. Собственные чувства Тирты постепенно обострялись. Тело ее оживало, и она все отчетливей ощущала, что находится в месте, враждебном и ей, и всему ее роду. Но что-то есть здесь еще…
Алон впервые изменил позу, подобрал под себя ноги, так что теперь сидел на корточках. Он не пытался приблизиться к Тирте, казалось, он по-прежнему безучастно смотрит вперед. Но в позе его произошли легкие изменения, он словно насторожился в ожидании сигнала.
Тирте самой хотелось пошевелить головой, чтобы посмотреть в направлении взгляда мальчика. Но она не могла. Алон перестал потирать руки; теперь он взял в них веревку, которую каким-то образом заставил служить себе. Вытянул ее во всю длину. Теперь Тирте не было видно, что он делает; она могла только гадать.
Снова его руки в движении. Он опять использовал пальцы, по-видимому, проводил ими вдоль веревки. Поглаживания становились энергичнее. Тирта следила за ним, в то же время она все сильнее сознавала, что за этими ледяными столбами находится на страже какое-то другое существо. Испарения зла, заполнявшие это место, встали стеной. И девушка не могла, не решалась узнать, есть ли путь к свободе.