Вдогонку донесся стон:
— Спасите... Боги вам зачтут...
Гульча с сочувствием посмотрела на хмурого Олега, предложила:
— Хочешь, я вернусь и посрубаю им головы?
— Не надо, — ответил Олег через силу. — Если спасать, то всех. Даже варварская правда лучше, чем бесправие.
Их догнал Рудый, похлопывая коня по шее, сказал жизнерадостно:
— Везде свои обычаи! Был на Востоке, тамошних татей цепляют за ребро и вывешивают у городских ворот. С неделю, бывает, висят, орут. А на юге сажают на кол. Тоже не скоро отдают Ящеру душу, успевают убедить всякого, что воровать хоть и очень прибыльно, но все-таки опасно. Вот полянка. Остановимся?
— Проедем еще чуть, — ответил Олег.
— Но их уже не слышно, — возразил Рудый. — Там один горластый, двое еле шепчут, а другие уже...
Они въехали в соседнюю рощу, сами шатались от усталости. Двое некрупных волков с рычанием грызли что-то красное. Олег взял лук, наложил стрелу. Волки подняли окровавленные морды, зарычали. Из пастей текла кровь. Олег медленно прицелился, и волки попятились, не сводя с него глаз. Олег начал натягивать тетиву. Один из волков присел, но не выдержал вида нацеленной на него стрелы, метнулся в сторону и пропал в кустах. Второй пятился, пока не скрылся в зеленой листве.
На поляну выехал Рюрик, огляделся, покачал головой:
— Что не поделили?.. Олег, как хошь, а дальше не поедем.
На поляне лежали убитые. Все явно порублены в жестокой сече, хотя на вытоптанной траве остались лишь копья да рогатины. Мечи унесли вместе с топорами победители или просто уцелевшие. Земля забрызгана кровью, даже на деревьях висят алые капли, видны следы жестоких ударов.
В кустах мелькнул рыжий хвост лисы. Асмунд вяло кышкнул, зверек лишь на миг поднял острую мордочку, тут же снова принялся что-то дергать, прижимая лапами. Асмунд покачал головой:
— Во, зараза... Он же исчо живой, кажись...
Он слез с коня, крикнул громче, махнул руками. Из кустов торчали ноги в красных сапогах. Олег привстал в седле, его передернуло от того, что увидел по ту сторону кустов. Вверх лицом лежал красивый юноша — чистый лоб, одухотворенное лицо. В груди торчали две стрелы, живот был распорот, внутренности вывалились, а лиса, вцепившись в кишку, вытянула на целую сажень.
Асмунд отогнал лесного зверя, тут же начал деловито собирать хворост. Рудый расседлал коней, а Олег отправился с котлом и баклажками к ручью. Когда он вернулся, на поляне уже не было погибшего. Рюрик хмуро бросил, что парень был еще жив, пришел в себя, заслышав голоса... Асмунд дал ему легкую смерть, как подобает воину, вдвоем отнесли на край поляны, завалили сушняком.
— Спасибо, — сказал Олег.
— Не за что, — ответил Рюрик. — Мы не знаем, по какому обычаю хоронят в их племени. Здесь что ни племя — свой обычай.
Они ехали скрываясь, избегая городищ и сел, заезжая только в веси. Гульча не видела различия между весью и селом. Рудый принялся объяснять, что весь — это весь, там живут свободные люди, а в селах князь селит своих смердов, потому они и села. Сел становится все больше, ибо князья везде протягивают загребущие лапы. Так что пока не поздно, Гульче надо присмотреться к такому бравому парню, как Рудый...
Гульча фыркнула, задрала носик и пустила коня вперед, догнав пещерника. Олег на стук копыт обернулся, сказал негромко:
— По нашему следу идет большой отряд. Но в галоп нам тоже нельзя — напоремся на большое войско. Похоже, урюпинцы выступили в поход.
— А как-нибудь обойти? — спросила Гульча шепотом.
Олег покачал головой:
— Здесь все кишит их отрядами. Может быть, удастся выскользнуть ночью?
Гульча тревожно покосилась наверх. Солнце едва-едва поднялось над вершинами и продолжало карабкаться вверх. Рюрик с воеводами сидели в седлах сумрачные: они в отличие от женщин тоже умели читать следы, птичьи крики, облачка пыли, а что прочли — не радовало. Лишь Умила ехала сосредоточенная, прислушиваясь только к Игорю. Ребенок кашлял, в груди сипело и хрипело, на щеках выступили мелкие красные пятнышки.
Незадолго до полудня Олег сказал внезапно:
— Мы окружены. Они еще сами не знают, что мы идем буквально внутри их войска. Рюрик, сворачивай на ту тропинку. Если удастся, проскочим впереди самого меньшего из отрядов.
— Если нет? — спросила Гульча.
Олег вместо ответа послал коня по едва заметной тропинке, Рюрик поехал следом за Гульчей, Игоря взял к себе на седло. Мальчишка радостно верещал, тянулся к кудрявой бороде отца. Умила и Асмунд пустили коней друг за другом. Рудый остался позади, приотстал.
Проехав немного, Олег резко вскинул руку. Все разом придержали коней. Рюрик и воеводы соскочили на землю, зажали коням морды, не давая заржать, приветствуя лошадей, чьи копыта застучали совсем близко. Олег увидел, как десятка два всадников пронеслись во весь опор, исчезли за ближайшими деревьями.
Когда цокот копыт затих, Рудый проговорил дрогнувшим голосом:
— Хотел бы я, чтобы неприятности на этом кончились!
Олег ответил хмуро:
— Для этого надо с утра проглатывать по жабе.
Рудый позеленел, его передернуло. Асмунд злорадно оскалил зубы, толкнул его в бок:
— По толстой, огромной, с бородавками!.. Зато весь день будешь знать, что самое худшее осталось позади.
Они медленно пустили коней, держась в стороне от дороги. Снова проскакали вооруженные всадники, шарили взглядами по сторонам, искали что-то. Олег темнел все больше. Он беспрерывно щупал обереги, оглядывался, приподнимался на стременах. Наконец обреченно махнул рукой:
— Похоже, их натравили... Попробуем полным галопом по этой дороге! Возможно, удастся проскользнуть через их рыбацкую сеть.
Они помчались во весь опор, уже не скрываясь. Справа мелькнули за кустами блестящие шлемы, теперь вдогонку неслись вопли. Отряд выметнулся на широкую дорогу, прорубленную в лесу, скакали по двое. Рюрик и Асмунд на ходу обнажили оружие.
Сзади раздались крики, свистнула стрела. Олег пропустил Рюрика с женщинами вперед, оглянулся, возле него был Асмунд. Воевода оскалил зубы, левой рукой он держал поводья, а правой крепко сжимал топор.
Олег все чаще оглядывался, лицо его было несчастным. Глядя на него, тревожился Рудый, трогал то рукоять сабли, то швыряльные ножи. Асмунд на ходу крикнул ободряюще:
— Их там не больше двадцати! А нас пятеро мужчин. По четыре дурака на рыло. Если не считать святого пещерника, то по пять. Разве много?
Гульча услышала, метнула молнии глазами, оскорбленная, что пещерника исключают из мужчин, но возразить не успела, Рудый перебил: