Но он этого хотел. Боги, как же он этого хотел.
Он должен был выбросить ее из головы – потому и пришел сюда. Но четыре голые красавицы на сцене абсолютно не повлияли на него. У него даже не появилась эрекция. Без мыслей о Данике она больше не появлялась.
Так сильно он хотел выследить ее, оберегать ее… любить ее. Но не мог. Невзирая на свои временные узы, Аэрон убьет ее в один прекрасный день, воплощая в жизнь приказ Титанов. А Рейесу не хотелось влюбляться в нее, зная, что все равно утратит. Поскольку ничто не остановит Аэрона: чтобы остановить его, Рейесу надо убить или обречь своего друга на пожизненные муки.
К сожалению, Рейес не был настолько эгоистичен. Аэрон был его братом во всем кроме кровного родства. Воином, всегда остававшимся рядом с Рейесом и прикрывавшим его, убивая Ловцов. Вместе они истекали кровью. Они спасали друг друга. Забыть это ради женщины, минутного удовольствия… он укусил внутреннюю часть своей щеки.
Нож глубоко впился в его запястье, прорезая вену. Он почувствовал, как горячая кровь струится вниз по руке. Однако рана немедленно зажила.
Он взрезал кожу вновь, поморщился. Вздохнул от сладостного облегчения.
«Танец на коленях?» спросила его одна из танцовщиц на итальянском.
«Нет» ответил он резче, чем намеревался. Снова вздохнул, на этот раз без тени облегчения. Он не помогал себе, оставаясь здесь. Он не успокаивался, а приходил в еще более мрачное состояние.
«Уверен?» она приподняла ладонями свои затянутые в кружева груди. «Я подниму твое… настроение»
Только раз с тех пор как он был совмещен с демоном Боли, он испытал настоящее наслаждение – когда смотрел на Данику. Боль того наслаждения была…наркотической. Казалось, что ничто другое не заменит ее.
«Уверен. Отстань от меня»
Стриптизершу как ветром сдуло.
Он потер лицо. Определенно было нечто, что он мог сделать, чтобы помочь Данике. Мысль о том, что ее бесценная жизнь будет оборвана, была невыносимой. Слишком болезненной, даже для него.
Возможно, он может подать прошение богам, просить их отменить приказ Гневу – Аэрону – убить Данику.
«Может быть», думал он, откидываясь в кресле и ощущая некую умиротворенность впервые за недели. Ему придется что-то предложить взамен, то чего бы они сильно захотели. Он не знал многого про Титанов, которые не так давно пришли к власти. Чего они хотят? И как ему это раздобыть?
Аэрон скрючился в углу камеры, его тело были избитым и окровавленным от множественных приступов ярости. Однако боль не беспокоила его. Нет, она придавала ему силы.
Убей, убей, убей.
Он должен сбежать из этой тюрьмы.
Я узник в своем собственном доме.
Жажда крови держала его в цепких когтях, сжимала, сжимала… так сильно, что он видел мир в оттенках красного цвета. Он не мог есть, не представляя себе как его нож разрезает шею Даники – затем ее сестры, ее матери, ее бабушки. Он не мог дышать, спать или двигаться, не представляя этого. Убей.
Он так долго надеялся и молился о том, что вскоре утратит свое желание убивать. Но с каждым днем жажда становилась только сильнее. Его друзья больше не приходили к нему. За исключением того, чтобы просунуть блюдо с едой в камеру; они словно вычеркнули его из своих жизней.
Убей, убей, убей.
Ему надо выбраться из этой темницы. Надо уничтожить. Затем желание покинет его. Он знал это. И почти что чувствовал вкус этих смертей на своем языке. Да, ему надо выбраться.
Хватит ждать. Хватит надеяться на мир. Он сделает то, что необходимо; то, что было приказано.
Он уставился на решетку. В его уме начал формироваться план. Он ухмыльнулся. Вскоре…
Анья не могла поверить, что Люциен только что попытался ее убить. Убить ее по-настоящему, не шутя. Да, она знала, что ему приказано это сделать. Да, он заявлял, что намерен сделать это. И да, он и раньше пытался.
Но его предыдущие попытки не доводились до финиша. Эта же нет. Он серьезно хотел убить ее. Навсегда, и концы в воду. Если б она не перенеслась с того злополучного дивана, он бы срубил ее голову. А теперь он шел по ее горячим следам, все еще намереваясь убить.
Боль и злость клокотали в душе, пока она переносилась с места на место, стараясь запутать свои следы. Сегодня она ходила с ним по магазинам и смеялась вместе с ним. Она рассказала ему про ключ. На этот раз казалось, что ему нравилось – он даже наслаждался! – ее присутствием. Более того пообещал взять ее с собой в Арктику.
А затем попытался убить ее.
Жар гнева нарастал, и острая боль глубоко врезалась в сердце. Как он посмел! Она делала ему только добро.
«Что ж», прищурившись думала она, «это изменится». Теперь она собирается его убить. Больше никакой страсти к нему. Никаких поцелуев и никаких картинок того, как он проникнет в нее. Кипя, она перенеслась в свою квартиру в Швейцарии и быстренько переоделась в гольф и черные стрейчевые штаны, которые будет непросто запачкать Люциеновой кровью, напоминанием того, что ей пришлось с ним сделать. Перенеслась в несколько других мест, собирая оружие.
Вооружившись кинжалами, метательными звездочками и электрошокером, она отправилась в его дом на Кикладах. Она не просто собиралась его убить, она намеревалась поразвлечься, посадив его на электрический стул, перед тем как нарезать ломтиками точно рождественскую ветчину.
Он отсутствовал. По-прежнему искал ее – она знала.
Скоро он явится.
Она стояла на месте, ноги врозь, руки по сторонам. Выжидала… жаждала…
Он появился через пару секунд. Его ослепительные, исполосованные черты были лишены эмоций. Завидев его, она припомнила все, что хотела с ним сотворить и злобно ухмыльнулась. Расплата будет в чисто дамском стиле.
«Анья»
Вместо того чтоб напасть на него она умчалась в его комнату в Будапеште. Подхватила цепи, что были применены однажды к ней, перенеслась на ледник в Антарктиде и наподобие пояса обернула их вокруг своей талии.
«Ублюдок» процедила она, когда холодный ветер врезался в ее кожу. Люциен не знал, что он была бессмертной, которую не могли удержать ни цепи, ни узилища. Благодаря своему отцу, подарившему ей Ключ-ото-Всего, она могла сбежать откуда угодно и когда угодно. Могла избежать всего – помимо своего проклятия.
«Так просто я не дамся».
Отдать ключ было равносильно тому, чтобы начертить маршрут своего падения, и ей это было отлично известно. Отец знал, что ослабнет, когда отдавал ей ключ, но сделал это. Чтобы возместить свое отсутствие большую часть ее жизни, чтобы доказать, что действительно любит ее.
К ее ужасу он быстро начал сдавать. Спустя столько лет он стал своей тенью. Он не помнил, кем он был, чем занимался в течение своей долгой жизни, или то, что у него была жена. Он едва ли мог позаботиться о себе. А из-за того что Анья оставила Фемиду гнить в тюрьме, матери Аньи пришлось о нем заботиться.