— Лешка, ты чего там топчешься? Заходи, здесь чисто. Но грязно.
Заглядываю в отдел.
— Замечательно…
— Да уж. Постарались на славу.
Отведенная под нужды отдела “Подозрительной информации” бывшая красная комната разгромлена. Столы перевернуты, единственный шкаф опрокинут. Папки с секретными сведениями о расследуемых нами делах разбросаны по полу. Пахнет жженой бумагой. Из нетронутых предметов обстановки только кактус на окне, подаренный отделу “Пи” капитаном за заслуги перед восьмым отделением.
— Специалисты действовали, — сообщает свое мнение Баобабова, вытаскивая из-под останков стола личный железный ящик с добром. — Смотри, ломиками работали, а не вскрыли.
Тихо шелестит под ногами гарь, хрустят осколки стекла. От моего рабочего места только груда обломков и приятных воспоминаний. Ловлю себя на мысли, что пытаюсь отыскать в этом бедламе оборванные известной личностью лепестки ромашек.
— Кому все это надо? — Баобабова присаживается на ящик. Она устала. Неужто в клетке не насиделась?
— Маш. — Пристраиваюсь рядом. Вид разрушенного кабинета навевает уныние. Убирать кто будет? — Скажи мне, ты ничего подозрительного в генерале не заметила?
— Подозрительного? — Машка рассматривает армейские ботинки. Ученые утверждают, что рассматривание обуви оказывает на женщин успокаивающий эффект. — Ты про наручники? Заметила. Но это не мои. Нет, Леша, генерал здесь ни при чем. А наручники могли остаться с прежних времен.
— Угу, — киваю. — Когда он за басмачом своим гонялся. Не слишком убедительно. И сабля у него, и обрубок наручников. И вообще, как-то слишком много случайностей получается. У меня голова кругом идет. Я видел этого генерала без головы. Ну что ты усмехаешься? И генерала, и полковников. Стоят вокруг меня безголовые и неподвижные. Даже страшно стало.
— Я ничего не видела. — Мария поднимает с пола бронзовый бюст французского завоевателя. Сильными пальцами мнет металл. Через минуту у нее в руках композиция “Садовник жмет руку человеку в каракулевой папахе”.
Уважительно поглядываю на даже не вспотевшее лицо прапорщика.
— Когда надо, его нет. А когда не надо… — хмыкаю, вспоминая, где повстречал безликого Садовника.
— Сволочи все, — поддакивает Баобабова. — Леш, слезь на минуту с ящика. Мне бронежилет заштопать надо. А то хожу, как продажный прапорщик.
Машка достает из личного ящика моток проволоки и ручную дрель. Развернув мое любопытное лицо за уши к окну, сбрасывает бронежилет. Дабы не смущать отдельно взятых молодых лейтенантов, накидывает мой мундир. Нет, что ни говори, а все прапорщики должны ходить исключительно в бронежилетах. Иначе пропадает боевой дух.
— Кто у нас мыслительный центр? Ты, Леша. Поэтому доставай свои листочки и рисуй схемы. Можешь даже рассуждать вслух. Потерплю. Тем более что мне и самой интересна картина происходящего. Кто нами и, в частности, именно мной интересуется и кто громит наш кабинет в отсутствие хозяев?
Пока Мария, умело работая дрелью и собственными зубами, накладывает заплатки на поцарапанный Безголовым бронежилет, черкаю на разложенной на коленях бумаге каракули. Мыслей нет. Все смешано, все сумбурно. Версии, высказанные ранее в присутствии генерала, никуда не годятся.
— Инопланетяне? Чушь. В мировой практике не зафиксирован ни один подобный случай пришествия инопланетян. Достигшая определенного уровня, а тем более высокоразвитая цивилизация не станет резать людей. Я еще допускаю торговлю контрабандными инопланетными товарами, нелегальные перевозки вьетнамцев на просторы нашей родины, но человеческие черепа? Неходовой товар. Нет, инопланетяне, хоть и наглые ребята, но к нашему делу они непричастны.
— А как насчет привидений?
— Сомнительно. Ни одно привидение неспособно перерубить саблей наручники. И по голове старшего лейтенанта ни одно привидение не рискнет погладить. Здесь что-то другое. Мы должны искать материальное тело. Такое, чтобы могло на лошадке скакать. Условимся так: пока круг подозреваемых не сложился, главным считается Заказчик. Он же и исполнитель. Косвенные данные на предмет причастности к массовой резне эфемерных рисованных человечков и самих обезглавленных трупов держим про запас. Что делаем… Необходимо определить районы, в которых могут концентрироваться крупные безголовые соединения.
Мария откусывает лишний кусок проволоки, натягивает отремонтированный бронежилет, затягивает липучки.
— Дико все как-то. Нет, Лешка, ты не думай, я с тобой до самого конца. Но, согласись, необычность ситуации, можно сказать, глупость и неестественность, кого угодно насмешат.
— Ничего смешного не вижу, — бурчу я, ворочая ногой обугленные бумажки. — За тобой, а может, и за мной, как за слишком много знающим свидетелем, идет охота. И, решая поставленную перед нашим отделом задачу, мы спасаем прежде всего себя. И если кто-то не понимает…
— Хорошо, Лешенька. — Напарница дотрагивается до моей руки. — Будем работать. И найдем твоего Безголового. Пойду поговорю с дежурным. Может, он видел что подозрительное. А ты пока приберись здесь немного.
Вопрос, кто будет убирать царящий в отделе бардак, решился сам собой.
Мария Баобабова, стараясь не наступать на пепел и останки разрушенной мебели, идет к выходу. Открывает дверь, тут же захлопывает.
— Леша!
— Я уже приступил. — Выполнять просьбы напарницы, в том числе и об уборке помещения, нужно немедленно. Иначе вернется и начнет зудеть. “А ты ни черта для нашего отдела не делаешь, а ты ленивый, как холодец в холодильнике…”. И все такое прочее. Может и силу применить.
— Леша! Да брось ты веник. Иди сюда. Быстро.
— Ну что?
Слишком близко не подхожу. Рассматриваю бледное лицо товарища по кабинету издалека. Совсем не обязательно заглядывать в зеркало человеческой души, чтобы понять, что у кого-то слишком не очень хорошее настроение.
— Ты только не волнуйся, Лесик. Дело в том… Правда… Дело в том, что там ничего нет.
“Там” — это за дверью. Машка ее даже ногой подпирает. Непонятно только, зачем подпирать, если там ничего нет.
— Ничего нет только в черной дыре, да и то это спорное мнение, — возражаю я.
Мария, не слушая рассуждений напарника, заметьте, старшего по званию, приоткрывает перед моим носом дверь.
— Доигрались. Елки-моталки!
Конечно, я произнес другие слова, но учительница русского языка, которая учила меня наукам в средней школе, научила выражаться культурно. Есть там что или нет там ничего.
— Окончательно доигрались.
Баобабова нигде специально не училась, но тоже имеет гражданскую совесть.
Из дверей нашего кабинета хорошо просматривается до самого горизонта голая земля. Нет города, нет родного отделения. Не найти, сколько ни смотри, оставленной пустой бутылки или брошенного окурка. Не видно даже капитана Угробова. Только пустыня.