– Мыша! Командир и второй номер в кабине. Срочно нужна карта местности. Масштаб произвольный.
Спецмашина подразделения 000 живенько убрала из кабины кегельбан, а на его место выставила стол с макетом столицы в произвольном масштабе. Несколько миллионов высоток, сотни тысяч магазинов, ресторанов, забегаловок. Десятки тысяч культурных заведений. Три бани и один общественный туалет.
– И искать мы будем… будем…, – я впился глазами в миллиардный город, – Искать мы будем где-нибудь вот здесь!
Неопределенный радиус поиска ограничился длиной моей руки.
– Второй номер!
– Слушает второй номер!
– Свяжись с милицией. Пусть перекроят все вокзалы, аэропорты, космодромы, лодочные станции, пункты проката велосипедов и самокатов, лошадиные ипподромы, беговые дорожки, шоссе и проспекты, больницы и морги, санатории и кладбища! Никого из столицы не выпускать. Всех подозрительных голых мужчин свозить в центральную больницу. Особые приметы Объекта – не русский.
– Понял, командир!
– Милашка! Теперь ты. Мне нужны снимки столицы со спутника. Что значит военная тайна? Кто сказал? Министр обороны? Свяжи меня с ним. Министр обороны? Это я, Сергеев. Спасибо, товарищ министр, вы тоже долго министром будете. У меня личная просьба, товарищ министр. Парочку снимков столицы с высоты спутникового полета. Знаю, что нельзя. Ну а если по старой дружбе? Вот спасибо. Ящик пива за мной. Три вагона? Будет три вагона. И вам успехов. Спасибо.
– Командир. Докладывает второй номер. Вся столичная милиция поднята по тревоге. Все въезды выезды перекрыты.
– Хорошо, Боб. Свяжись с авиаторами. Пусть они круглые сутки разбрасывают над столицей листовки с особыми приметами Объекта. Милашка, что со снимками?
– В срочной проявке. За срочность придется доплачивать из своего кармана.
– Черт с ними, доплатим. Главное – дело. Сколько у нас осталось времени?
– Пятнадцать часов, командор.
– Мало. Ох, как мало. Давай сделаем вот что. Подсоединись к кабелю центрального вещания. Мне нужно, чтобы в каждом доме, в каждой квартире этого города через каждые две минуты передавали получасовые новости о пропавшем Объекте. Что значит, министр Информации не согласится? Ему реклама женских пластырей дороже международного мнения? Многомиллионные контракты? Тогда напомни ему, что он мне с прошлого года должен пять брюликов. Долг чести превыше всего.
За окнами спецмашины на пластик дороги стали медленно опускаться белые листовки. Через десять минут столицу было не узнать. Белая, красивая. Не подвели авиаторы.
Время, время, время. Как часто спасателям не хватает этого короткого слова. И как много оно в себя вмешает. От короткого мгновения, до бесконечности. И не хватает ни того, ни другого. До коронации осталось всего….
– Время, милашка?!
– Четырнадцать, командор!
Всего четырнадцать часов. А результатов пока никаких. И чутье спасателя подсказывает, не там мы ищем. Не там.
Когда-то давным-давно, дня три назад, Директор учил меня:
– « Если хочешь, Сергеев, что-то сделать хорошо, надо это делать хорошо. Иначе получится плохо. Если тебе нужно найти пропавшего человека, то для этого необходимо думать как он, действовать, как он. И идти по дороге, как он».
Слова старого наставника пульсировали в моем воспаленном мозгу. Что-то в них было такого, что казалось, еще немного, и я поймаю очень умную, не сказанную Директором, мысль.
Сконцентрируйся, Сергеев. Напряги и без того напряженные мозги. Подумай хоть раз нормально, как человек, а не как командир подразделения 000. Нет. Не получается. Не могу. Неужели все пропало? Неужели мы, спасатели, допустили где-то ошибку?
– Герасима ко мне!
Милашка, привыкшая обычно получать ласковые и тихие команды, испуганно дернулась, чуть не слетев с восьми полосного моста, по которому мы мчались со скоростью более разрешенной в несколько раз.
– Командор, у нас еще есть тринадцать часов, – напомнила она, – Есть ли смысл будить третий номер?
– Приказы здесь приказываю я, – холод моего голоса мог смутить кого угодно, но только не спецмашину подразделения 000.
– Проанализировав ситуацию в центральном мозге, я, спецмашина за номером тринадцать, со всей ответственностью заявляю, что привлечение третьего номера к оперативным действиям негативно скажется на физическом состоянии последнего. Что, в свою очередь, сделает работу подразделения непродуктивной. Данное замечание будет внесено в журнал замечаний и пререканий.
– Тьфу, на тебя, – последнее дело, когда в работу вмешивается спецмашина. Уж сколько раз говорили техникам, укоротите язык железу. Все руки не доходят. Можно, конечно, не прислушиваться к занудным советам спецмашины, но она ведь потом припомнит. Причем в самый важный момент, – Отставить побудку третьего номера.
Милашка протрубила динамиками «Славься, славься» и приглушила по всем отсекам свет. Что б, не дай бог, третий номер не проснулся.
Значит, придется думать самому. Не жизнь, а сплошное подчинение машинам. Но, вернемся к мыслям. Что подразумевал Директор, когда учил меня думать, как Объект? Откуда я могу знать, что взбрело в голову иностранному принцу, который на минуту отошел в кусты? Этого никто не знает.
– Боб, прекрати свистеть!
Если бы охрана натянула бы на голову принца связь-корону, тогда совсем другое дело. Пара запросов в координационный центр и вот вам ваш голубчик заморский. Держите. Даже пыль протерли.
– Боб, я кому сказал! Во время работы свистеть нельзя по уставу.
Второй номер пожал плечами, но свистеть перестал. Зря я, наверно, так с ним. Свистел он свою американскую национальную мелодию. Никого не трогал, и меня в том числе. И даже хорошо свистел. С переливами. Вот только что за песня такая знакомая?
– Боб! Ну-ка свистни первый аккорд. Что, значит, не хочу. Я приказываю. За это и под трибунал можно.
Второй номер только под дулом личного оружия согласился просвистеть первый куплет.
– Фьють, фьють, фьють, фьють, фьють – фьють – фьють…. Хватит, или командир решил до утра издеваться.
А я уже не слушал ни свиста американца, ни его нытья.
Мысль, скакавшая в мозгу загнанным кенгуру, наконец-то остановилась и позволила рассмотреть себя во всем блеске.
Эта песня…. Точно. И слова…. Как там…. Если кто-то позовет меня с собой, я пойду и день и ночь. Даже если хреновые будут приметы, типа распустившихся, где попало цветов.
– Команда! – взревел я голосом, от которого застыла охлаждающая жидкость в охладителях ядерной топки спецмашины, – Срочный разворот! Срочный, черт вас всех побери! К пляжу! Немедленно!
Милашка всегда чувствует, когда командир приказывает от души, а когда от сердца. С душой еще можно поспорить, а вот с сердцем шутки плохо. Тут или в металлолом, или выполняй все, что тебе прикажут.