Президент, отогревшись в кабине, объяснил, что молодая республика намерена сезон-другой в третьей лиге шайбу погонять ради поднятия мирового имиджа.
– Ладно, – подмигнул я. – Два сезона не четыре. Не забудьте только на майках наклеить логотип подразделения "000". Сегодня, однако, обойдемся без встреч. Опасность за каждым углом, так и зарубите на своем носу.
Товарищ американский президент опасливо покосился на мои руки и зажал ладошками нос. Нервный он какой-то.
– Но вернемся к нашим баранам. Гера, а у тебя мысли какие?
– Мм.
– Первое предложение отклоняется. Для этого хороший двойник нужен. Кроме нас, мы никому другому доверять не можем. А вы посмотрите на него, и на себя. Товарища полгода откармливать нужно, чтобы до наших габаритов дойти.
– Мм?
– Второе получше. Но, скажи, Гера, кого, а главное куда мы будем внедрять секретного агента. Мы же не знаем, что за группа забрасывает угрозами товарища президента. Боб, наклей товарищу еще нашатырный пластырь. Милашка, что молчишь?
– Разрешу самостоятельно себе заметить, что единственная возможность сохранить жизнь нашему дорогому гостю… Роберт Клинроуз, в аптечке еще нашатырные пластыри были… это сопровождать его. Находиться рядом и день и ночь. Не выпускать его из вида ни на одну тысячную, да что там говорить, ни на одну десятитысячную долю секунды. И когда недоброжелатель, а в нашем случае мы имеем именно недоброжелателя, вздумает выразить свои мысли в действие, мы – тут как тут. Герои и лучшая в мире спецмашина.
– Смело. Откровенно. Ново. От лица американского президента объявляю благодарность.
Милашка аж динамиками захрюкала от собственной сообразительности. Но, пришло время сказать и веское командирское слово:
– Мы все хорошо подумали, но я решил! До окончания срока нашей командировки выполняем исключительно задание по охране товарища американского президента. Гера, спальный отсек освободи. А за невыполнение приказа, третий номер, расстрел на месте. Потому, что работаем по коду "ВВ", что означает Военное Время. Боб, отвечаешь за трехразовое питание. Что значит продуктов нет? Или мне все твои заначки рассекретить перед лицом твоего соотечественника? Стыдно, товарищ спасатель. Повозим товарища по местам выступлений. Заодно и присмотримся друг к другу. Может и в гости в Россию позовем. Хочется ведь в Россию, товарищ американский президент?
Но высокий человек с бородкой ничего не ответил мужественному майору, склонившемуся над ним. Он, прислонившись спиной к мягкой, теплой и чуть вибрирующей поверхности надежной русской машины, спал. Его лицо стало спокойным и большое американское сердце стучало ровно и тихо. Гостевая откидная скамейка самостоятельно опутала человека с бородкой ремнями безопасности, подсунула под ухо толстый журнал с картинками, и оттого у высокого человека даже во сне не пропадало чувство спокойствия.
Никогда, никогда еще он не был так спокоен. Высокий человек с бородкой спал и видел сон, как он, высокий человек с бородкой, едет, сидя на верхней башне русской спецмашины по русской столице и его встречает весь русский народ. Машет, приветствуя, разноцветными флагами и дарит ему многочисленные улыбки и беспроцентные кредиты. И навстречу к нему, по красной дорожке, с отлепившейся липучкой на ботинке, спешит русский президент. И тянет к нему для крепкого рукопожатия руку….
– Тише всем! – приказал я, накрывая президента парадным мундиром. – Не видите что ли, ему всякая фигня сниться.
Тиха американская ночь у белого домика президента.
Милашка, задействовав внутренние резервы генераторов, поставила защитный экран. Но для этого пришлось опустить стальные щиты с окон и распахнуть форточки. Но защитный экран, ограничивающий проникновение крупных объектов, не спасал от наглых американских комаров, которых за кровожадность местные жители называли москитами, очевидно, намекая на жителей другой, более спокойной во всех отношениях, столицы.
Герасим на всякий случай выпустил из зоологической лаборатории спецмашины своих любимцев. Сорок две столичных сторожевых. Гавкали всю ночь, мешая третьему номеру нормально подготовиться к новому рабочему дню. Иногда слышались жалобные человеческие крики, но мы посчитали, что хороших американцев наши собачки кушать не станут. Охрана предупреждена, ворота возвращены на место. На проволоке, временно, но возвращены.
Боб всю ночь подсчитывал убытки от благотворительных обедов. Иногда жалостливо всхлипывал.
А я тихо сидел в верхней башне, любовался непогодой и без устали стрелял из строенного пулемета по сторонам, куда командирский глаз глянет.
Далеко за полночь пошел кислотный дождь. Тяжелые зеленые капли стекали по экрану, рисуя на нем замысловатый узор, в котором я вдруг увидел русские бескрайние поля. Защемило сердце, просясь на родину. Но самоволки у нас, спасателей, не в почете. Есть работа, есть долг. И есть, в конце концов, товарищ американский президент, который доверил нам свою бесценную, в рамках Америки, разумеется, жизнь.
– Вот на это деление рычажок короткими, а на этот длинными. Ракеты не трогай, их списывать тяжело.
Сменивший меня в четыре часа утра товарищ американский президент удобно устроился на сиденье стрелка и продолжил начатое мной дело, неусыпно охранять товарища американского президента. А что? Охрана охраняемых дело рук самих охраняемых. Пусть учится.
Уже засыпая, я отметил, что товарищ в верхней башне совершенно не понимает русского языка. Две ракеты класса "спецмашина – что встретится" вылетели из Милашки и, судя по звуку, рванули где-то рядом.
– Что ж ты … президент! – зевнул я, окончательно проваливаясь в тревожный сон русского спасателя.
Разбудил меня лай.
Это Герасим, загоняя своих любимцев в зоологический отсек, лаялся с охранниками. Используя всю силу русского языка, он объяснял чернокожим парням, что обглоданные кости у забора валялись там и до приезда спецмашины, а его милые собачки к данному злодеянию отношения никакого не имеют. Охранники, лишенные по понятным причинам полного лингвистического набора, только мычали, не имея возможности правильно сформулировать претензии.
– Третьему номеру подняться в кабину, – вызвал я Герасима от беды подальше. Нам жертвы среди мирного населения не нужны. И так один смертник в кабине пригрелся.
Товарища американского президента мы застали в обществе Директорского любимчика. Он объяснял глупой птице основы демократического построения общества и неправильность шестой поправки к конституции. Пингвин его постулаты не принимал и откровенно клевал клювом. Лишь изредка, когда речь заходила о плановом развитии рыбной отрасли, глаза его оживали и глупая птица пыталась вставить в бурный доклад собеседника свое профессиональное слово. Но товарищ американский президент ничего слушать не желал и гнул свою американскую линию.
Оттого и проблемы в Америке, что других слушать кое-кто не умеет.