Чат ожидал чего угодно, но только не этого. Неужели они не понимают, как это глупо? Любое прикосновение необратимо.
Но… Женщины…
– Прекратите, – тихо, но твердо сказал Чат.
И странное дело, его послушались. Потому что нельзя было не послушаться этого мужчину. Что—то звериное исходило от него. Незнакомое и нечеловеческое.
Чат, нахмурив брови, но в душе тихо посмеиваясь, наблюдал, как взъерошенные женщины разошлись на несколько шагов, затем одновременно повернулись в его сторону и, улыбаясь, стали приближаться.
«Только этого мне не хватало, – подумал Чат. – Поди разберись, какая из них…»
Чат задумался. Они обе настоящие. И согласно космическим законам, обе имеют право любить его. Но он—то не имеет данного права.
– Остановитесь, – приказал он, и женщины замерли в двух шагах от него. И друг от друга.
Он мог прикоснуться к любой из них. .Мог ласкать и целовать любую из них. Но…
Чат в который раз за последнее время замотал головой, стряхивая недовольство собой.
– Ты, – он указал на ту, что стояла справа и нервно покусывала ногти, – идешь впереди меня. А ты, – вторая занималась тем же самым занятием, – следуешь сзади. И не вздумайте приближаться ко мне ближе чем на две меры.
«Меры? Я сказал – меры?»
Чат глубоко вздохнул, закрыл на секунду глаза и, отбросив нахлынувшее видение, продолжил:
– Еще неизвестно, насколько ребята поверят в то, что мы погибли. Слишком легко. Подлетели и расстреляли. Слишком легко. Вполне возможно, что они захотят обшарить близлежащие планеты. Нам стоит укрыться. Идите вперед. По направлению к холмам.
Чат не успел. Он лишь почувствовал, что сейчас случится непоправимое.
Так повелось с самых древних времен. И это называлось просто – борьба за выживание. Планета, принявшая гостей, была пропитана словно губка этим. Не умрет твой соперник – умрешь ты. И незачем винить двух женщин за то, что, повинуясь вспыхнувшим в их душах порывам, они бросились друг на друга, позабыв о смертельной опасности. Такова жизнь.
На уровне подсознания рефлексы Чата сработали быстро и четко. Прыжок в сторону от соприкоснувшихся женских тел. Прочь от яркой вспышки взрыва. Прочь от смерти.
Чат распластался на траве, готовый каждую секунду услышать звук этого взрыва. Звук непримирившихся сердец. Но одно мгновение сменялось другим. Бесконечно тянулось третье, и ничего не происходило. Чат только чувствовал, как вибрирует на невозможной частоте воздух, как во все стороны разлетаются волны злобы, перемешанной с неукротимым желанием.
Вскоре и это исчезло.
Чат оставался на земле ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы понять: все, что должно было произойти, уже произошло. Он осторожно поднялся и взглянул на то место, где недавно встретились два человека. Две женщины, два зеркальных отображения.
Свернутое калачиком, недвижимое и неживое, на траве лежало нечто. Чат многое видел за свою жизнь. И немногое могло заставить его задрожать от неприятного чувства, которому он давал определение страха. Мелкая неприятная дрожь охватила его, вытесняя чувство безысходности и жалости к нахлынувшему непоправимому одиночеству.
То, что лежало перед ним, несомненно, являлось человеком. Женщиной. С чертами лица той женщины, которую он любил. Но… Что—то странное, не воспринимаемое сердцем и душой, исходило от этого тела. Слишком правильные черты. Слишком. Словно…
Чат склонил голову, немного подумал и нашел определение того, что его так испугало.
…Зеркальность. Вот что послужило причиной непонятного страха. Между половинками тела никакого различия. Никакого. А он помнил о непослушных локонах волос. О темной родинке на шее. О небольшом шраме в уголке губ.
Чат сделал один шаг, второй, опустился на колени и склонился над скрюченным телом.
Оно – Чат не мог назвать то, что лежало перед ним, знакомым ему именем – не дышало. Оно не было даже теплым. Холодное, словно камень. Недвижимое, словно камень.
Он осторожно, словно чего—то остерегаясь, прикоснулся к волосам.
Чат даже не успел вскрикнуть. Сила, неведомая сила втиснула его в это неподвижное тело. Всадила, словно острый нож в кусок Тверди. Размазала, перетерла и так же неожиданно выплюнула прочь.
Охотник, отброшенный от неподвижного тела, упал на спину, но тут же вскочил, чтобы, повинуясь заложенным в нем инстинктам, броситься вперед и убить. Либо спастись бегством.
Но этого не потребовалось.
Тело, лежащее перед ним, вздрогнуло, дернулось, распласталось пятиконечной звездой и рассыпалось. В мелкую—мелкую пыль. Которую тотчас же подхватил наблюдающий за всем ветер.
Смерть. Смерть пришла.
Чат устало опустился на услужливо подвинувшуюся траву, прислонился спиной к стволу дерева, которое старательно укрыло его от ослепительных лучей Светила.
Чат думал. Он размышлял о том, что до самого последнего мгновения в нем еще жила надежда. Надежда на то, что может произойти чудо. Самое обычное, ничем не объяснимое чудо. И она останется с ним. С ним и с этой планетой. Но чуда не произошло. Зеркальность сыграла свою последнюю шутку. И победила.
Охотник устало провел рукой по траве, которая, словна маленький котенок, нежно подставляла под его пальцы свои листики. Все в мире конечно. И закончился путь Янины. Точно так же, как когданибудь завершится путь Ночного Охотника. Но пока…
Чат вскочил на ноги и посмотрел на недалекие холмы, манящие его своими глубинами.
– А пока я вернулся домой.
Чат верил в свои слова. Чувства редко обманывали сердце. И сердце редко обманывало чувства. Все вокруг говорило о том, что он вернулся. Ему казалось, он помнит и эту ласковую траву. И этот настырный ветер. Зеленые холмы и голубое небо. Как часто в своих чутких снах он возвращался домой. Как часто. Но только не так, как он это сделал. Один.
– Один. Без тебя…
Чат медленно провел ладонями по лицу, стараясь избавиться от стянувшей его маски боли. Его пальцы уже отрывались от колючего подбородка, как на смену шершавым ладоням на глаза опустились мягкие, теплые, чуть подрагивающие пальцы. Они едва касались лица, медленно перебираясь вниз, старательно повторяя изгибы лица. Чат хотел что—то сказать, но пальцы несильно, едва—едва, только намекая на требовательность, прижались к губам.
Что—то холодное прикоснулось к основанию шеи. Чат вздрогнул, принимая удар памяти. Он помнил это прикосновение.
Узкая и нежная лента затянулась на его шее и голос, не похожий ни на что на свете своей нежностью, прошептал:
– Один?
Чат не спешил. Он умел растягивать редкие мгновения удовольствия в целую вечность. Охотник поворачивался медленно, выхватывая боковым зрением фрагменты, которые складывались в один целостный образ.