Он шёл между мешками, сундуками, столами, где горками драгоценные изделия, и наконец влажный нос уловил нечто похожее на изменение в воздухе. Прислушался, от одной стены тянет холодом. Едва-едва, но умному достаточно, а кто скажет, что он не умный, тот недолго останется вообще с мозгами.
Пробрался туда ближе, едва не ободрал ухо, прислушиваясь, даже изнюхал вроде бы обычную каменную плиту. Как будто ничего не изменилось, даже запахов особых нет, но в мозгу сразу нарисовалась смутная картина чёрной пустоты по ту сторону камня.
Ударился о пол снова, огляделся.
— Да простят мне великие предки!
Огромный меч, рукоять вся в драгоценных камнях, лезвие испещрено таинственными знаками, не меч, а чудо красоты, но в его руках это поработало простым ломом. Он оправдывался тем, что видел мечи и подороже, рукоять в его руках начала подрагивать, вот-вот лезвие сломается, но камень наконец подался вовнутрь стены и в сторону.
Из прохода пахнуло сыростью. Это явно не тцарский ход. Чувствуется, копали торопливо, наспех, небрежно. Ход вора, который нашел путь к тцарской сокровищнице. И, возможно, немалую часть уже перетаскал...
Мрак сделал пару шагов, приходится идти, сильно согнувшись, спохватился, ударился оземь, уже на четырёх помчался по низкому туннелю. Дважды под лапами плеснула вода, потом ход начал медленно подниматься, он увидел в мире запахов простую дверь, а затем, когда приблизился, его острые волчьи глаза уловили идущий из-под двери очень слабый рассеянный свет.
Прислушался, по ту сторону жилым не пахнет. Словно склад старой рухляди, хотя слабый запах человека присутствует. Очень слабый, словно тот прошёл здесь не раньше, чем неделю назад, прошёл быстро, нигде не задерживаясь, ничего не трогая.
Решившись, Мрак вернулся в человечью личину, взялся за дверь, ощупал. Если и есть запор, то явно с той стороны.
Можно, конечно, вышибить эту дверь, она из дерева, но неизвестно, куда она ведёт и кто прибежит на шум...
Долго нажимал, пробовал раскачать, даже подкопать, наконец дверь всё же подалась, хоть и вместе с дверной рамой. Мрак успел подхватить, осторожно опустил на землю. Прислушался, новые запахи донесли, что он в подвале, а совсем близко в помещениях повыше хранятся соленья, копченья, сильно пахнет репой и брюквой.
Из-под дальней двери наверх пробивается слабая струйка света. Но тихо, светильник просто будет гореть всю ночь. Либо здесь богачи, либо забыли загасить. Глаза медленно привыкали к полутьме, и Мрак, когда понял, что в этом помещении, едва не выругался вслух:
От стены и до стены, по меньшей мере, половина того богатства, что должно находиться в тцарской казне. То-то он не видел в казне мелких шкатулок, ларчиков — они все уже здесь. И сундуки в его сокровищнице потому пустые, что их содержимое здесь в простых мешках...
— Ну, сволочь, — проговорил он шепотом, — это же надо...
Запахи в этой комнате были запахами только одного человека. Эти запахи идут от всех мешков, от стен, ими пропитан пол, куда срывались капли пота умельца, работающего в тайне от всех. Работающего каторжно, ибо эта работа оплачивалась воистину по-тцарски.
Когда он заканчивал таскать всё обратно, мелькнула мысль, что опять поступает по-дурацки, как волк-одиночка. Настоящий тцар велел бы всё вернуть взад под стражей, во всяком случае, не таскал бы сам. Но эта мысль посетила под утро, когда он, шатаясь от изнеможения, тащил по подземному ходу последний мешок с золотыми монетами. Дурак всё-таки, даже дурнее Таргитая. Вон Олег сразу бы сообразил, что когда можно распоряжаться другими, то себе лучше оставить руковождение. А еще лучше — пальцевождение. А сам — на мягкий диван, и пусть девки чешут спину. И вообще, пусть всего чешут.
Напоследок он открыл дверь в подвал, уронил одну монету уже в подвале, ещё одну на лестнице, что вела наверх. Вернулся к себе во дворец, чувствуя, как ноги гудят и подкашиваются.
Из своей спальни мельком глянул в окно, скривился. Над Барбусом нависла звёздная чаша неба, а внизу как будто отражение — множество мелких огоньков. Богатый город, ничего не скажешь. Многие сидят при светильниках, жгут масло, в то время как в бедных сёлах вечера коротают за прялками при лучинах.
Богатый город, но ощущение такое, что всё здесь на самом краю бездны. И сам тцар, и его династия, вообще даже независимость Барбуссии как страны. Вообще-то это не его дело — пытаться выгрести навоз, который копился сотни лет. Он обещал дать тцару две недели на завершение его звёздной карты, а дальше это их дело. Дело тцара, его советников, полководцев, вообще барбусийцев.
Он со злостью ударил кулаком в стену. Камень с удовольствием отшвырнул руку обратно. Мрак выругался, добрался до ложа и рухнул вниз лицом. Даже не ощутил, что несносная жаба устроила в ликовании на его неподвижном теле дикие пляски.
Утром Аспард явился с сообщениями, что и где случилось за ночь, а Манмурт пришёл за жабой. Пока Мрак мылся, шумно плескал воду из тазика, фыркая так, будто страшился утопнуть в двух пригоршнях воды, Манмурт долго и безуспешно ловил жабу. Аспард помог, Манмурт с отвращением посмотрел на пойманного на позолоченную веревочку наглого зверя.
— Боги, до чего же это маленькое страшилище вас повторяет, Ваше Величество! И сидит так же важно, и чешется, и даже рожи корчит.
— Мы с ней родственники, — объяснил Мрак. — И оба страшилища, чего с нас взять.
— Ну, — возразил Манмурт, — если вас посадить рядом, то тогда, конечно... не такая уж она и страшила, если присмотреться...
Он увёл её на прогулку, Аспард с сомнением посмотрел на тцара и его тазик. Этот тазик вызвал переполох у дворцовой прислуги. Многие ощутили угрозу, что тцар ими недоволен, мол, слабо мыли и тёрли, вдруг да всех разгонит, придётся же работать, а кто хочет терять тёплое местечко. Напрасно Мрак уверял, что он любит, когда его моют, гладят и чешут, просто сейчас некогда возлежать часами на ложе, дворец же почти горит. Но разве не на то тцар, чтобы лежать и тцарствовать на боку?
Он вытирался, тоже сам, Аспард торопливо перечислял все происшествия во дворце и в городе. Не утерпел, рассказал и про настроение в армии, хотя это и не входило в круг его обязанностей. Войска ликуют, получив известие о блестящем захвате крепости Несокрушимая. Пользуясь моментом, Геонтий прибрал к рукам остальные гарнизоны, вводит железную дисциплину, многих военачальников перевёл в солдаты, других наградил, двух часовых, заснувших на посту, казнил для устрашения.
Мрак всё ещё растирался, когда в покои осторожно вошёл солдат, вопросительно взглянул на Мрака, на Аспарда. Мрак отмахнулся, солдат быстро прошептал что-то на ухо Аспарду и снова исчез за дверью.
Аспард посерьезнел, лицо вытянулось.
— Что стряслось? — спросил Мрак нетерпеливо.