Но позиции Филипа внезапно пошатнулись.
Она была постоянно начеку, ожидая опасности со стороны разбойников и воров, и почувствовала настоящее потрясение, когда угроза всей ее жизни пришла с такой неожиданной стороны.
На Троицу Ричард не проявил ни малейшего желания работать на строительстве собора, но Алина заставила его, и сразу после восхода солнца оба они вошли на территорию монастыря. Не все деревенские явились: только тридцать или сорок мужчин, некоторые из них были с женами и детьми. Это удивило Алину, так как, по ее разумению, приор Филип являлся их господином, а когда господин просит явиться добровольцев, наверное, неразумно отказываться.
Том Строитель раздавал пришедшим задания. Ричард тут же принялся болтать с сыном Тома Альфредом. Они были почти ровесниками — Ричарду было пятнадцать лет, а Альфреду на год больше — и каждое воскресенье играли с деревенскими мальчишками в футбол. Маленькая Марта тоже бегала здесь, а вот женщина по имени Эллен и забавный рыжеволосый парнишка исчезли неизвестно куда. Алина помнила, как Том со своей семьей приходил в Ерлскастл. Тогда они были в страшной нужде. Как и Алину, их спас приор Филип.
Алине и Ричарду вручили по лопате и велели копать котлован. Земля была мокрой, но солнце поднималось все выше, и скоро она должна была просохнуть. Алина начала энергично работать. Ричард же то и дело отдыхал, опершись на лопату.
— Если хочешь когда-нибудь стать рыцарем, копай! — не вытерпела Алина. Но ее слова не сильно подействовали.
За этот год, благодаря бесконечным походам и поднятию тяжелых тюков, набитых шерстью, она стала тоньше и сильнее, и все же от этой работы у нее заболела спина. Когда же приор Филип позвонил в колокол, приглашая всех завтракать, Алина облегченно вздохнула. Монахи принесли горячий хлеб и слабое пиво. Солнце начало припекать, и некоторые мужчины разделись до пояса.
Пока они отдыхали, в ворота вошла небольшая кучка незнакомых людей. Алина с надеждой смотрела на них. Может быть, за ними придет настоящая толпа помощников? Они подошли к столу, где им протянули хлеб и пиво, и приор Филип приветствовал их.
— Откуда вы? — спросил он, когда незнакомцы сделали по доброму глотку из кувшинов.
— Из Хорстеда, — ответил один из них, вытирая рукавом рот.
Это обнадеживало, ибо Хорстед был деревней, расположенной в нескольких милях к западу от Кингсбриджа, в которой жили триста или четыреста жителей. Пожалуй, можно надеяться, что оттуда придет сотня добровольцев.
— А сколько всего вас должно прийти? — продолжил расспросы Филип.
Незнакомец удивленно уставился на него.
— Вот, только мы четверо, — ответил он.
* * *
В течение следующего часа люди тоненькой струйкой просачивались через монастырские ворота, пока к полудню не набралось семьдесят или восемьдесят добровольцев, включая жителей Кингсбриджа. Но затем и этот ручеек иссяк.
Столько работников было явно недостаточно.
Филип стоял возле восточной части стройки и смотрел, как Том клал стену. Он уже построил основания двух контрфорсов до уровня третьего ряда каменных блоков и теперь возводил между ними стену. «Конца и края этому нет», — уныло подумал приор.
Когда работники подносили Тому каменный блок, он первым делом брал железный угольник и с его помощью проверял правильность углов блока. После этого он лопатой клал на стену слой раствора, делал на нем несколько бороздок острым углом мастерка, осторожно устанавливал новый блок и выравнивал его по туго натянутой между контрфорсами бечеве.
Филип обратил внимание на то, что верхние и нижние плоскости каменных блоков были почти такими же гладкими, как и их лицевые стороны. Это удивило его, и он попросил Тома объяснить.
— Камни никогда не должны соприкасаться, — сказал Том. — Для того-то и существует раствор.
— Почему они не должны соприкасаться?
— Иначе они потрескаются. — Том выпрямился. — Если ты наступишь на шиферную крышу, то наверняка провалишься, а вот если сначала положить на нее доску, то по ней можно спокойно ходить. Доска равномерно распределяет вес по всей поверхности. То же самое делает и раствор.
Прежде Филип не задумывался над этим. Оказывается, строительство — это увлекательное ремесло, особенно когда имеешь дело с таким человеком, как Том, который может так здорово все объяснить.
Установив на раствор каменный блок, Том подхватил инструмент, называющийся уровнем, — железный треугольник с прикрепленным к его вершине кожаным ремешком и несколькими отметками на основании. На конце ремешка был подвязан свинцовый грузик, так что ремешок всегда висел строго вертикально. Том устанавливал треугольник основанием на каменный блок и, если висящий ремешок отклонялся от центральной отметки, постукивал своим молотком по камню, добиваясь, чтобы блок принял идеально горизонтальное положение.
Филип окинул взором строительную площадку. Она была такой огромной, что восемьдесят мужчин и женщин да несколько детей на ней просто потерялись. Работали они весело, но их было так мало, что приору казалось: все их усилия были напрасны. Вначале он надеялся на сотню работников, но теперь ему стало ясно, что и сотни будет недостаточно.
В ворота вошла еще одна маленькая группка, и Филип заставил себя пойти им навстречу и с улыбкой поприветствовать. Ни к чему им знать, что их старания окажутся тщетными, ведь в любом случае отпущение грехов они получат.
Приблизившись к прибывшим, Филип насчитал двенадцать человек, а затем подошли еще двое. К середине дня, когда ожидали приезда епископа, возможно, у него уже будет сотня работников.
— Да благослови вас Господь, — проговорил приор и уже было собрался показать им, где копать, как услышал, что кто-то кричит ему: «Филип!»
Он недовольно нахмурил брови. Голос принадлежал брату Милиусу, но даже Милиусу полагалось, обращаясь к приору, называть его «отец». Филип посмотрел в том направлении, откуда донесся крик. В какой-то непристойной позе Милиус балансировал на монастырской стене.
— Брат Милиус, спустись-ка вниз, — спокойным, но требовательным голосом приказал Филип.
К его удивлению, Милиус, вместо того чтобы повиноваться, снова закричал:
— Лучше залезай сюда и полюбуйся на это!
«Хорошенькое впечатление сложится у посторонних о монашеском послушании», — подумал Филип, однако ему было страшно интересно, что могло так взволновать Милиуса, что тот даже позабыл о приличии.
— Подойди и расскажи, Милиус, — потребовал он голосом, которым обычно приструнял расшумевшихся послушников.
— Да ты сам должен это увидеть! — буквально завизжал Милиус.
«Для такого поведения должна быть очень серьезная причина», — сердито подумал Филип и, не желая отчитывать на людях своего ближайшего помощника, заставил себя улыбнуться и полез на стену.