Восточная сторона церкви была закругленной, и боковые приделы тоже закруглялись и сходились на этой стороне, образуя полукруглую крытую внутреннюю галерею. Джек, все еще любуясь, прошел по всему полукругу, потом развернулся и пошел обратно.
И тут он увидел женщину. Он узнал ее. Она улыбалась. Сердце его замерло.
* * *
Алина прикрыла ладонью глаза: солнечный свет, падавший из окон восточной стены, слепил ее. Вдруг, словно видение, из разноцветного солнечного зарева к ней шагнула чья-то фигура. Мужчина подошел ближе. Это был Джек.
Алина почувствовала, что теряет сознание.
Он стоял прямо перед ней, очень исхудавший, но глаза вместили все чувства, которые способен испытать человек.
Они молча смотрели друг на друга и, словно не веря глазам своим, боялись заговорить.
Джек пришел в себя первым, но голос его дрожал:
— Неужели это ты?
— Да, — сказала она. И перешла на шепот: — Да, Джек. Это я.
Алина заплакала, не в силах больше сдерживать себя. Джек обнял ее вместе с малышом и, нежно похлопывая по спине, приговаривал: «Ну все, все…», словно она сама была ребенком. Она крепко прижалась к нему, вдыхая знакомый запах его одежды, наслаждаясь его приятным голосом, и слезы ее капали ему на плечо.
Наконец он заглянул ей в глаза и спросил:
— Что ты здесь делаешь?
— Ищу тебя, — ответила Алина.
— Ищешь… меня?.. — В голосе сквозило недоверие. — Но… как тебе это удалось?
Алина вытерла слезы и всхлипнула:
— Я все время шла за тобой.
— Но откуда ты знала, где я?
— Спрашивала по дороге у людей, не встречался ли ты им. В основном, конечно, каменщиков, ну и монахов, хозяев приютов.
Глаза его широко раскрылись.
— Ты хочешь сказать… ты была в Испании?
Алина кивнула:
— Компостелла, Саламанка, Толедо.
— И долго тебе пришлось идти за мной?
— Почти девять месяцев.
— Незачем?..
— Затем, что я люблю тебя.
Джек, казалось, был потрясен. В глазах стояли слезы.
— Я тоже люблю тебя, — прошептал он.
— Правда? Все еще любишь?
— О да!
И это на самом деле было так, она видела это. Джек наклонился к ней и нежно поцеловал. От прикосновения его губ у Алины закружилась голова.
Малыш заплакал.
Она оторвалась от Джека, немного покачала ребенка, и тот затих.
— Как его зовут? — спросил Джек.
— Пока никак.
— Почему? Ему ведь уже годик, не меньше!
— Я не хотела без тебя.
— Без меня? — Джек посмотрел неодобрительно. — А что же Альфред? Ведь отец должен… — И замолк. — Как?.. Неужели… это мой?..
— Взгляни на него, — сказала Алина.
Джек посмотрел на ребенка:
— Рыженький… Ему сейчас, должно быть, год и три месяца… — Алина кивнула.
— О Боже, — сказал Джек. Он был, похоже, преисполнен благоговения. — Мой сын. — В горле застрял ком.
Она с волнением следила, как воспримет он эту новость. Как конец своей юности и свободе? Или?.. Лицо его стало совсем серьезным. Обычно мужчине нужно девять месяцев, чтобы свыкнуться с мыслью, что он — отец. Джек осознал это в одно мгновение. Он снова взглянул на малыша и улыбнулся.
— Наш сын, — сказал он. — Я так рад.
Алина счастливо вздохнула.
Джек вдруг насторожился:
— А как же Альфред? Он знает?..
— Конечно. Ему достаточно было один раз увидеть ребенка. И потом… — Алина смутилась. — Твоя мать, она прокляла наш брак, и у Альфреда так ни разу… ты знаешь, о чем я… ничего не получилось…
Джек грубо рассмеялся:
— Вот она, справедливость.
Алине не понравилось, как он произнес эти слова.
— Мне было очень тяжело. — В ее голосе сквозила укоризна.
— Прости, — сказал он. — И как он поступил?
— Когда он увидел ребенка, он вышвырнул меня.
Джек разозлился:
— Он не бил тебя?
— Нет.
— Все равно. Свинья!
— Наверное, хорошо, что он нас выгнал. Поэтому я и стала искать тебя. И вот — нашла. Я такая счастливая… даже не знаю, что делать.
— Какая же ты у меня смелая! До сих пор не могу поверить. Пройти за мной столько дорог!
— Я бы прошла еще столько же, лишь бы найти тебя.
Джек снова поцеловал ее. Чей-то голос произнес по-французски:
— Если уж ты не можешь не вести себя непристойно, оставайся за порогом алтаря. — Это был молодой монах.
— Прости меня, отец. — Джек взял Алину за руку, и они вместе спустились по ступенькам.
— Я когда-то был монахом, — сказал он, — я знаю, как им тяжело видеть целующихся влюбленных.
Счастливых влюбленных, подумала Алина, а мы — счастливы. Они прошли через весь собор и вышли на шумную рыночную площадь. Алине до сих пор не верилось, что она стоит рядом с Джеком под ласковым солнцем; сразу столько счастья — не каждый выдержит.
— Ну, что же мы теперь будем делать? — спросил Джек.
— Не знаю, — ответила она и улыбнулась.
— Давай-ка купим для начала каравай хлеба, бутыль вина и уйдем в поля. Пообедаем.
— Это было бы замечательно. Как в раю.
Они зашли к булочнику и виноторговцу, потом на рынке купили у молочницы хороший кусок сыра и уже совсем скоро ехали верхом по дороге из городка.
Алина неотрывно смотрела на Джека, словно до конца так и не верила, что вот он — рядом с ней, живой-здоровый и улыбающийся.
— Как у Альфреда дела на строительстве? — спросил Джек.
— Ой! Я же тебе не сказала главного! — Алина совсем забыла, как давно Джека не было дома. — Случилось несчастье. Обвалилась крыша собора.
— Что?! — Джек вскрикнул так, что лошадь в испуге отпрянула. Он немного успокоился. — Как это произошло?
— Никто не знает. Они возвели свод над тремя пролетами к Троице, и все рухнуло прямо во время службы. Это было ужасно: семьдесят девять человек погибли.
— Какой ужас. — Джек был потрясен. — А как приор Филип отнесся к этому?
— Ему было совсем плохо. Похоже, он раз и навсегда потерял охоту ко всему. Даже не знаю, чем он сейчас занимается.
Джеку было трудно представить себе Филипа таким; тот всегда был решительным и полным сил.