— У нас, как ты понимаешь, — ответила она медленно, — нет желания искать и спасать царя. Хотя бы потому, что во мне тоже течет кровь древних царей, и я могу претендовать на престол. И в какой-то мере... претендую.
Мрак смотрел исподлобья:
— А помешать берешься?
Она пожала плечами:
— Твой квест настолько безнадежен, что... Нет, мешать не стану. К сожалению, твоя дорога дальше идет через земли, где свирепствуют разбойники. В прошлый год их объединил некий Гонта. А он не знает жалости. Там тебе не пройти.
— Почему? — спросил он.
Она усмехнулось:
— В тебе слишком много от... мужчины. А Гонта... гм... тоже. Вы все, мужчины, при встрече сразу же ревниво смотрите кто из вас выше ростом, у кого шире плечи, круче грудь, длиннее руки. Гонта тебя сразу невзлюбит.
— Только невзлюбит? Это стерплю.
— Вряд ли только, — сказала она зловеще.
Гонта, повторил он задумчиво. Да, имя вожака разбойников гремит на кордонах Куявии. Знают о нем и в самом стольном граде. В любой корчме его славят, пьют за его здравие, кощюнники о нем слагают песни, женщины грезят им по ночам, а молодые ребята стараются быть на него похожими.
Поговаривали, что он из знатного рода, но сам Гонта это отрицал, говорил, что рожден самой дикой степью на стыке с горами, и что не знает другой колыбели, как пещеры, обрывы, горные ручьи, заросли кустарника.
Он с такими же оборванцами нападал на обозы, грабил, не делая различия между куявами, артанцами или славами. Рано узнал все виды оружия, научился владеть ими всеми, от артан позаимствовал умение стрелять из лука на полном скаку, будь то вперед, назад или в сторону, у куявов добыл лучшие мечи и топоры, от славов научился чуять врага издали.
Когда эти земли как-то захватили артане, он с отрядом сел на коней и вихрем проносился из конца в конец, всякий раз исчезая в лесах или среди скал. А за спиной оставались сожженные веси, посаженные на колья артане, сотни изрубленных и покалеченных. Он проносился как ураган, сама смерть не опустошала бы так земли, как он со своими верными ему людьми. За его голову объявили награду, потом удвоили, затем удесятерили, но и тогда не нашлось ни смельчака, ни предателя.
Если и награбил он огромные богатства, как говорили, то либо все раздавал, либо припрятал так надежно, что не знали даже дружки. Они все щеголяли в лохмотьях, выказывая презрение к роскоши, но мечи и ножи у них были самые лучшие, на рукоятях обычно горели драгоценные камни. Сам же Гонта с детства имел страсть к стрельбе из лука, и с возрастом выказывал умение поистине удивительное. Не было птицы, которую не сшиб бы на лету, не было зайца, которого не догнала бы его стрела. Он сам сделал себе особенный лук, который за ним возили на запасном коне. Этот лук не могли натянуть трое мужчин, а Гонта с ним управлялся, говорят, играючи...
Разбойников всегда хватало в лесах, но в корчмах и гулянках пели только про Гонту. Только он был тем разбойником, который добычей делится не только со своими дружками, но и щедро раздает бедным, золотом оделяет кощюнников.
— Бог не выдаст, — сказал Мрак наконец, — свинья не съест. По крайней мере, до первого снега.
— При чем тут снег? — удивилась она. — Ладно, раз уж ты так непривычно для мужчин благородно поступил с Марой, то я велю дать тебе хорошего коня.
— Мне его на плечах нести? — спросил Мрак насмешливо.
Она призналась вынуждено:
— Да, в лесу конь лишь помеха. А в степи твоего Додона нет, это я даю слово. Тебе искать либо в лесу, хотя здесь леса наберется с десяток деревьев, как только ухитряются устраивать царскую охоту, а вот горы... Но и там конь бесполезен.
— Спасибо, Медея, — сказал он, поднимаясь. — Спасибо, за прием и ласку.
— Тебе спасибо, — сказала она неожиданно.
— За что? — удивился он.
— За жабу.
— Она твоя родня? — ахнул Мрак. Посмотрел на царицу внимательно, — хотя, если присмотреться...
Она холодно посмотрела ему в глаза:
— Ты знаешь, о чем я. Мое мнение о мужчинах чуть улучшилось. Не каждый из вас позаботится даже о человеке, а ты лечишь раненую жабу.
— Так то человек, — ответил Мрак с пренебрежением, — а это моя замечательная жабушка!
Когда он отодвинул полог, Медея тихонько окликнула. Мрак обернулся. Жаба задвигалась, недовольно заскрипела. Похоже, не хотела в родню царицу амазонок.
Медея сказала негромко:
— Если еще когда-либо встретимся... в горах опасностей много... особенно по ту сторону ущелья, то для друзей я — Меда.
Горы медленно двигались навстречу. Среди них выделялась одна с раздвоенной вершиной, там даже виднелся еще один рог, словно гора грозила небу трезубцем. На ней не было снега, только три острые скалы, зато, если присмотреться, глаза Мрака различали трещины и впадины. И она была по ту сторону ущелья, что главное.
Он бежал и карабкался, досадуя, что Медея хоть и намекнула, что надо идти в горы да еще на ту сторону ущелья, но не сказала, что гор здесь до бесовой матери.
Какая жалость, подумал он со злостью, что хоть и сидел рядом с сильнейшим из чародеев, но чар не набрался. Разве что застольных. А то бы, скажем, превратился в волка, пробежал бы верст десять, снова бы в человека, а дальше на своих двоих... И все, что на нем, тоже превращалось бы, к примеру, в грязь на шерсти или добавочную шерсть... Так нет же, не научился! А побежишь волком, останешься без штанов.
Он грянулся оземь, превратился в волка. Рыча от бессильной злости, неумело сложил на портки пояс и оружие, браслеты, кое-как завязал в узел, до чего же лапы неумелее рук, взял в пасть и понесся легкими волчьими прыжками. Если кто и увидит волка с узлом в пасти, ну подумает, что зверь украл ребенка, как случается нередко. Эка невидаль. На бегу мелькнула мысль, что проще бы сперва вязать узел, а потом задом о землю. Но хорошая мысля приходит опосля, кто-то умен сразу, а вот он — потом...
Лишь к полудню начал уставать, голод заставил в первую очередь вычленять запахи дичи. Наткнувшись на ручеек, он запрятал узел в кусты, сбегал в чащу, почти сразу наткнулся на гнездо с яйцами. Птаха так орала и напрыгивала, пока пил яйца, что изловчился и достал в прыжке. Тонкие кости захрустели в пасти, кровь была теплой и соленой, но сил прибавилось сразу, а усталость отступила.
Для овладения волшбой требуется тишина, уединение, уход от галдящего суетного мира. Потому люди, желающие овладеть чародейством, уходят в горы, селятся в дальних пещерах, ищут редкие травы, волшебные камешки, усиливающие мощь.