Мрак разулся, с удовольствием прошелся босыми ступнями по гладко выскобленному полу. Вымыли перед его приходом, половицы еще влажные, пахнут свежестью.
Сердце стучало, он боялся отойти от окна. Все чудился стук копыт легконогого коня, даже ветер доносил запах ее кожи. Потом понимал, что все чудится, начинал бегать по комнате, но время текло как смола из разбитого громом дерева: тягуче и почти незримо.
Когда за дверью послышались легкие шаги, он привычно нащупал оружие, засмеялся.
Трое молодых девок внесли огромную лохань. Как Мрак не отнекивался, со смешками содрали с него волчью душегрейку, усадили в горячую воду, терли, скоблили грязь и пот. Он наконец распустил сведенные напряжением и неловкостью мышцы, отдался их быстрым пальцам с острыми коготками.
— Только жук, в навозе живуче, чист обихаживается! А человеку мыться надобно.
— Огонь чистит, вода моет.
— Все мы по пояс люди...
Слова журчали над головой мягко и успокаивающе, он едва не задремал. Его терли, скоблили и смывали пот, поливали горячей водой и снова терли. Он чувствовал как усталость бесследно растворяется. Тело снова стало молодым и сильным. Их пальцы ненадолго задерживались на его шрамах, иногда в бугорках, иногда в виде рубцов или канавок, там гладили особенно бережно, а в их голосах он слышал глубокое сочувствие.
В разговоры не вслушивался, достаточно беззаботного щебетанья. От них пахло свежестью, травами и зеленью, молодой чистой кожей.
Когда его, чистого как младенца, под руки подняли из горячей воды, которую меняли пять раз, он чувствовал себя странно легко и свободно. Его облачили в красивые одежды, поднесли огромное бронзовое зеркало.
В полированной поверхности отражался могучий муж в белой рубашке, расшитой петухами и змеями, пояс был красным, портки синие, а сапоги красные, с загнутыми носками. С пояса свисают пушистые кисти, сафьяновые сапоги расшиты бисером, волосы приглажены и причесаны.
Муж выглядел диковато красивым, и Мрак сразу ощутил себя обманщиком. Он никогда не был красивым, в нем уважали силу и надежность, мужскую дружбу и верность, честь и достоинство, а наряды и украшения оставлял для девок, это для них важно как смотрятся, а цена мужчины не во внешности.
Девки перешептывались:
— Ты гляди...
— А в зверячьей шкуре чистый зверь!
— Верно, одежка красит любого.
— Одень пень — и тот будет красив.
Ему расчесали волосы, подстригли, снова расчесали. Умаслили благовонными маслами.
Чувствуя себя неловко в богатой одежде, он прошелся по комнате, привыкая к тяжелым сапогам, дорогому плащу, бархатному панцирю с золотыми бляхами. Отрок, которого дали в услужение, следил за ним блестящими от любопытства глазами.
— Жди, — велел Мрак, — пройдусь малость.
— Во дворце не просто, — осмелился предупредить мальчишка. — Я лучше покажу где и что.
— Не заблужусь, — усмехнулся Мрак.
В коридоре стражи сдвинулись с места, Мрак отмахнулся. Дворец велик, но кое-где он здесь уже бывал. Пусть и на четырех лапах.
Кто-то из стражи крикнул вниз. Слышно было как перекликались голоса, зов пошел дальше, дальше, затих. Однако, когда Мрак спустился поверхом ниже и собирался выйти в сад, где надеялся увидеть Светлану, наперерез быстро вышел грузный человек в богатом воинском доспехе. Белая борода укрывала горло и падала на грудь, а длинные седые волосы ниспадали из-под кольчужной сетки шлема на плечи, помогая защищать шею от ударов.
— Будь здоров, Мрак, — сказал он быстро.
— И ты будь здоров, воевода Рогдай, — сказал Мрак почтительно. — Добро ли почивалось?
Рогдай отмахнулся. Его совсем не старческие глаза быстро обежали его с головы до ног:
— Что-то ты не больно радостен, жених... Что-то тревожит?
— Да все тревожит, — признался Мрак. — Я вломился сюда как медведь. А тут еще Хозяйка подмогла, будь она неладна... Ничего не понимает в делах людей. Ну, кто на самом деле отдаст мне полцарства?
Рогдай усмехнулся:
— Ты не дурак, хоть и дик обликом. Ты мне нравишься. Поговорим опосля, а пока сходи вот в тот угол сада. Там сейчас Додон кормит своих рыб.
— Зачем?
— Сходи, — посоветовал Рогдай. — Одно дело, поговорили принародно. Теперь узнай, как на самом деле.
— Ты прав, воевода, — вздохнул Мрак. — Благодарю.
Солнце блеснуло в глаза, воздух за порогом был такой чистый, что Мрак сразу ощутил как в голове прояснилось. Грудь сама поднялась трижды, очищаясь от спертого нечистого воздуха тесных комнат, вбирая запахи зелени, свежести.
Он еще издали заметил на камне у пруда сгорбленную фигуру. Додон был в роскошной срачице, наброшенной на голое тело. Босые ноги опустил в воду, и Мрак видел в прозрачной воде как толстые карпы лениво щипали его за пальцы. Додон нехотя щипал пирог, губатые морды брали еду прямо из рук.
— Добро ли почивалось? — поприветствовал Мрак еще издали. Не хотел, чтобы царь от его грубого голоса подпрыгнул. На нем же и выместит испуг.
Додон покосился в его сторону налитым кровью глазом:
— А, это ты... разбойник.
— И разбойник пригодился, — сказал Мрак осторожно.
Он остался на ногах, Додон отвернулся к воде. Круги медленно расползались по воде, такие же толстые и ленивые как карпы. Додон пошевелил пальцами, видно было как губастые рыбы тычутся в них мордами.
— Что ждешь? Благодарности? Уже поблагодарил... при народе.
— А теперь? — спросил Мрак.
— Слушай, разбойник... Я знаю, что боги, потрудившись над героями, отдыхают на их детях. Потому нет во мне отваги Яфета, ярости Гога, мудрости Тараса, силы и стойкости отцов и дедов. Но у меня хватает понятия... гм... понять это. Потому я лишь делаю то, что в интересах царства и народа. А в его интересах, чтобы ты жил... пока что.
Мрак смотрел исподлобья.
— А как же насчет кожу содрать с живого? — напомнил он. — Мне как-то без своей кожи будет холодно.
В глазах Додона блеснула старая ненависть, но тут же погасла. Голос был голосом усталого человека:
— Как человек... я готов тебя разорвать на куски и сейчас. Но я — царь! Я вижу, что ты сделал. Как царь, я должен тебя наградить. Не потому, что благодарен... правители благодарности не знают... а потому, чтобы все видели, что стараться для страны, в которой живешь, еще и выгодно.