Он вздрогнул, потому что конь остановился, едва не оттеснив Рогдая в толпу бояр.
— Исполать, — сказал Мрак зычно. — Не пугайтесь, это союзники. Правда, союзникам тоже платить надобно. Где светлый царь?
Рогдай повел дланью. По мраморным ступеням величаво шествовал, спускаясь во двор, Додон. Уже облаченный в красное корзно с золотым шитьем, золотой гривной на шее и в красных сапогах. За ним так же важно шествовала Светлана, крепко держа за тонкую ручку Кузю. Кузя, завидев Мрака, сразу с радостным писком начала рваться к нему.
Мрак соскочил на землю, поклонился царю:
— Исполать и доброго здоровья!
— Что с Волком? — вскрикнул Додон. — И что это за... войско?
— Это те, кто пролил свою кровь, защищая твое царство. Что скажешь им?
Додон со страхом смотрел мимо Мрака на грозные лица поляниц. В их руках длинные узкие дротики выглядели опаснее, чем мечи его бойцов. Кони под ними были такими же дикими как их седоки. А в колесницах неподвижно сидели женщины-стрелки.
— Я приглашаю всех на пир, — сказал он осипшим голосом. — А воительницу Медею и этого... вожака Гонту, в свою палату. Там соберутся лутшие люди.
Во взгляде его было, что этих гостей не назвал бы даже худшими.
Полдня резали волов, баранов и телят, выкапывали из земли бочки с медом и пивом. Потом все уселись за трапезу: старшие в покоях, а младшая дружина да молодежь — во дворе у костров. В покоях больше степенных бесед, у костров — веселья и задорных воплей, там раньше других запоют, пойдут в пляс, а девок будут сажать на колени.
Во дворе и в нижних палатах пировали по-настоящему. Вино лилось ручьями, на столы подавали зажаренными целиком быков и кабанов, печеных туров, без счета оленей, свиней, всякую птицу.
Но в верхней палате, где собралась знать, ели мало, пили еще меньше, дабы сохранить ясность ума, Бояре морщились, выражали недовольство, по ту сторону стола сидел не только Мрак, неизвестно откуда взявшийся, но и возмутительница Медея, самозванная царица, и — хуже всего! — вор и разбойник Гонта.
Додон искательно поглядывал то на Голика, то на Рогдая. Оба перед пришельцами глаз не опускали, но и не задирались зазря. Спокойно и неспешно вели разговор о делах в царстве и за его кордонами. На подхвате суетился Ковань, но до серьезных дел его не допускали.
Медея с удовольствием ела и пила, но когда разговор коснулся земель Волка, сказала с ледяной уверенностью:
— Сейчас там стоят мои дружины. И Волка туда не пустят. Или ты хочешь, чтобы пустили?
— Нет-нет, — сказал Додон поспешно, даже не успев понять, что попал в ловушку. — Но ты уверена насчет Волка...
Медея покачала головой:
— Никто не знает, где он сейчас. Его еще в начале боя втоптали в землю, вбили по уши. Я знала, что ему нет равных, и, чтобы не терять людей, велела забросать палицами, камнями. Потом по нему пронеслась моя конница. После боя хотели отыскать, чтобы набить чучело... но так и не нашли.
— Может быть, — спросил Додон полным надежды голосом, — его так втоптали, что не найти?
— Вряд ли, — ответила Медея сожалеюще. — Такого мужика да не найти?
Гонта презрительно фыркнул. Медея повторила с нажимом:
— Такого мужика трудно не заметить. Рост, плечи, доспехи... Нет, все-таки как-то оклемался и уполз. Или кто-то помог. Дело было к вечеру, а за ночь можно уйти далеко.
Рогдай покряхтел, осушил чару одним махом, сказал решительно, будто в холодную воду кинулся:
— Светлый царь... Надо бы объявить народу, что эти земли отныне подарены Медее. Одним ударом двух зайцев... даже трех. Волка не пустишь обратно, буде объявится, народ перестанет служить Волку и не будет бояться помогать Медее... да помогал, помогал, чего уж теперь таиться! И сама Медея будет обязана твоей милости.
Медея помалкивала, а Гонта внезапно стукнул кулаком по столу:
— Это каких-таких зайцев? Кого этот трухлявый пень называет зайцами?
Голик утихомиривающе выставил ладони:
— Не надо ссориться. Так говорится в народе, а наш воевода целиком из народа, это ж за версту видно.
— Нет, пусть скажет, — заупрямился Гонта. — Медея, скажем, еще потянет на зайчика... гм... но чтоб меня сравнивали с косым? Или на что он намекивает?
Мрак поморщился:
— Ладно тебе. Он и меня назвал зайцем.
— Ты скромный, за себя не вступишься. Я за себя тоже не могу, но за друзей... А тут еще прямо сказал, что нас всех трех зарежет одним ударом. Это что?
Он с грохотом отодвинулся на стуле, смотрел горящими как уголья глазами. В них была готовность прыгнуть с мечами наголо хоть на царя, хоть на его воевод.
Додон сказал плачущим голосом:
— Да что вы в самом деле! Все так хорошо шло! Я завтра же велю объявить, что земли Волка со всеми городами и весями отныне принадлежат воительнице Медее. Со всеми пашнями, лесами, озерами, а также главной крепостью Волка — Гнездом. И что отныне я в ней вижу опору трона, а не угрозу мирным землепашцам нашем страны.
Гонта сел, все еще сердито всхрапывая и гневно вращая глазами. Рогдай буркнул напоминающе:
— А второй зая... гм... защитник трона, это я про этого храброго витязя, мог бы послужить при дворе.
— Собачки служат, — буркнул Гонта.
— Отчизне можно служить и как собачка, — ответил Рогдай сурово. — Мы усе здесь верные псы страны родной.
— Так то Отчизне! А ты кому, старый хрыч, предлагаешь?
— Тоже Отчизне... в лице нашего царя и его двора.
Гонта хмыкнул, но Мрак видел как сдвинулись брови разбойника. Гонта раздумывал как и что выторговать еще, прикидываясь то раздраженным, то недовольным, то обидчивым.
Додон помалкивал. Не личит светлому царю вести беседу с разбойником. Дело царя — казнить или миловать, но не общаться на равных. А беседа бывает только на равных, или же такая беседа уже именуется иначе.
— Нет, — сказал Гонта. — Я готов послужить Отечеству... пусть даже как пес. Но не как дворцовая собачка. Я могу взять на себя охрану кордона со стороны Артании. Ты, царь, будешь снабжать нас мукой, припасами и монет подкинешь, а мы мелкие отряды артанцев сами сдержим, а буде большое войско соберется, загодя тебя упредим.
Додон лишь качнул головой, а Рогдай воскликнул:
— Согласен! Светлый царь всемилостиво изъявляет. Да-да, изъявляет.
Взвыли трубы, вдоль стены пошли девки с бубнами. Ряженые козлами и медведями принялись скакать, кувыркаться, орать похабные шутки. Над ними смеялись, швыряли кости. Сквозь их ряды протолкался Голик, разодетый так пышно, что тоже казался одним из ряженых.