Встречаясь взглядом с Мраком, пугливо ронял взор, а Додону низко поклонился:
— Великий царь! Дозволь слово молвить.
— Говори, — буркнул Додон.
Голик взглянул искоса на страшноватых гостей:
— Дело радостное, потому сам скажешь непременно. А мне, скромному твоему слуге, пока дозволь словцо наедине измолвить.
Додон величаво поднялся:
— Пируйте, гости... гм... дорогие. Я вернусь с добрыми вестями.
Стражи почтительно подняли кресло вместе с царем на плечи. Кто-то охнул, царь еще больше потяжелел за время обеда, и его унесли. Голик семенил следом. Спина была напряжена, будто вот-вот в нее воткнется брошенный сильной рукой нож.
Гонта бросил насмешливый взгляд вслед, покосился на Медею:
— Все они цари... любят ездить на плечах простого люда.
Медея презрительно фыркнула. Ее колесницу возили кони, хорошие кони, не чета простому люду.
Они продолжали насыщаться после долгих дней походов, а Додон, когда кресло занесли и оставили в уединенной комнате, взмахом длани отослал стражей:
— Что стряслось?
Постельничий поклонился снова:
— Наши воеводы отвоевали у проклятых славов могилу Льдана. Это сын Яфета... ну, со стороны его жены... Ладно, неважно с чьей стороны. Ну, те потом отбили, но мы успели выкопать кости героя.
— Тьфу, — скривился Додон. — Я уж надеялся, ты придумал как извести этих... героев. А ты про какие-то кости.
— Светлый царь! — воскликнул Голик. — Это и есть способ. Во-первых, все видят, какие мы молодцы. Чтим предков, даже из-за костей деремся, аки псы. Сейчас повозка как раз двигается через перевал. Народ оповещен, уже сходятся к дороге, дабы зреть, детям рассказать.
— Гм...
Додон в сомнении поскреб затылок. Голик убеждающе воскликнул:
— Сие воодушевит простых людей. Они падки на такое. Побряцать ратной славой дедов, то да се, слава Отечества...
Додон наконец замедленно кивнул:
— Ладно. Готовь коней. Пусть народ видит, как сам царь встречает кости героя. И как склоняет колени в прах, чтобы почтить своего прародителя. Это нужно! Это воспитывает почтение к родителям.
— Да, это будет зрелище, — согласился Голик. — Народ сбежится отовсюду. Царь на коленях с обнаженной головой, встречает со слезами на глазах прах героя... об этом будут рассказывать! Но если гонец примчался, загоняя коней, сегодня, то повозка дотащится только через три дня. Можно успеть приготовится, народу объявить, дух людей поднять...
— Во-во, молодец.
— И еще одно, великий царь. Дело в том, что на самом деле мы не совсем уж и возвращаем кости героя на родину. Это народу так речено, а мы ж знаем, что тогда еще не было ни Славии, ни Куявии, ни Артании. Была Гиперборея. И Льдан погиб не так уж и далеко от того места, где родился. Если сказать еще точнее... или правдивее, если хошь, то на самом деле мы перевозим кости героя на чужбину.
Додон молчал, смотрел строго. Голик развел руками:
— Мои волхвы прочли старое заклятие. Если кости Льдана перевезти на чужбину, то первый же, кто их там увидит, падет злой смертью.
Додон отшатнулся:
— Вот оно что? Так ты, злодей, жаждешь, чтобы я так и помер в пыли и со склоненной главой? Из-за каких-то костей какого-то... ах, ты ж... Что удумал! Признавайся, душегуб!
Голик терпеливо выждал, продолжил тем же тоном, словно надоедливая муха пожужжала и улетела:
— Царь будет еще более велик и славен в народе, ежели честь первым встретить кости героя доверит... ну-ну, понятно же? Тоже герою, который спас тебя и все царство.
Додон с уважением покачал головой:
— Ну, злодей... До какой подлости додумался! Вот что значит, главный постельничий. Дай я тебя, дорогуша, расцелую.
Он обнял, сердечно расцеловал постельничьего. Тот украдкой отвернулся, сплюнул, вытер губы рукавом. У Додона от неумеренной жизни рот вечно был слюнявым, а от зубов несло гнилью.
— Так и сделаем? — спросил он.
— В точности, — решил Додон. — А кости Льдана захороним вблизи дворца. Народ будет бить лбами его могиле, а часть поклонов перепадет и нам. Авось, из гроба не заметит.
— Зароем поглубже, — предложил Голик зловеще.
Медея и Гонта настороженно смотрели на возвращение Додона. Тот раскраснелся, сиял, глаза хитро бегали. Стражи опустили его кресло на помост, Додон простер длани. Воцарилась почтительная тишина.
— Льдан! — сказал он торжественно. — Кости великого Льдана наконец-то возвращаются на родину. Наши воеводы отвоевали в бою, теперь везут на захоронение в Куяву.
Ответом было недоуменное молчание. Потом пробежал шепоток, кто-то неуверенно выкрикнул здравицу мудрому царю. Хриплые голоса поддержали, и вскоре весь зал бушевал в восторге, когда всякий старался перекричать других, дабы царь заметить изволил.
Наконец Додон милостиво остановил восторги, проговорил с веселостью в голосе:
— Мы отпускаем воительницу Медею в пожалованные ей земли. Бывшие владения Волка. Так же велим Гонте отправляться со своими отрядами на защиту наших кордонов. А доблестный Мрак, уже защитивший нас однажды, пока останется...
— Это зачем же? — спросил Мрак настороженно, но в сердце безумно затрепыхалась надежда.
— Тебе оказана будет великая честь, — сообщил Додон. — Я поеду навстречу герою, поклонюсь ему вместе с народом. А ты поедешь со мной, своим царем.
Душа Мрака сложила крылья и камнем упала в пропасть. Все ждали от него какого-то ответа, он хотел было поправить, Додон-де не его царь, но смолчал, в сравнении с несбывшимися мечтами все неважно, все тлен и мелкая суета. Кивнул:
— Поеду.
Додон тоже смолчал, хотя выглядело, что гордый невр мог бы и отказаться. Пусть. Не стоит об этом сейчас. Скоро все решится как волится ему, царю Куявии.
Через два дня из ворот детинца галопом выметнулись дружинники царя и умчались, затем уже степенно выехали на сытых конях старшие дружинники, следом появилась раззолоченная повозка царей Куявии.
Сам Додон сидел верхом на коне. Коляска катила пустая. Для важности, да и вдруг в самом деле захочется укрыться от пыли и зноя, отдохнуть от тряски. Голик и бояре старались держаться поближе, кланялись угодливо, подбоченивались, горячили коней и вздымали дыбки, выказывая себя лихими конниками.
Мрак видел как царь посовещался с Голиком, кивком подозвал ближе. Мрак подъехал, темные как ночная вода глаза Голика сопровождали его каждое движение.