К удивлению всех грозный вожак разбойников сразу направился на задний двор. Старая колдунья сидела у порога. Ее жидкие седые кудри выглядели как выгоревшая на солнце тряпка, а сама напоминала нахохлившуюся цаплю.
Фарамунд остановился в двух шагах. Странная печаль коснулась сердца.
— Здравствуй, — сказал он тихо. — Ты помнишь меня?.. Ты сказала, что я тоже могу, как и птицы, в дальние края... Но ты знаешь, что это, а я — нет... Я хочу, чтобы ты жила в моем бурге. Вопросы лезут из меня, как мыши из нор в половодье. Иначе мне придется каждый день бегать к этой крепости и подолгу ждать, пока откроют врата!
Она долго молчала. Ему вдруг почудилось, что она уже решила для себя, но сейчас задумалась о другом.
— Ты постоянно в походах, — сказала она медленно. — Или походы в тебе самом?.. Но я чувствовала, что ты меня позовешь...
— И какой приготовила ответ?
— Мне будет нужна повозка с толстыми стенками и без щелей. Старые кости ломит от любого сквозняка. И еще мне надо много теплых одеял...
Он чувствовал, как еще один камень свалится с его спины.
— Все будет, — пообещал он твердо. — Ты не представляешь, как ты нужна.
И хотя, по словам Свена, колдунья зря ела хлеб, но он заупрямился, не хотел отпускать. Правда, жадность пересилила: Фарамунд уплатил за старуху римским золотом, и повозку пропустили через ворота.
— Ты все предусмотрел, — проворчала она. — А как именно ты решил, что я оставлю нору, где прожила столько лет?
— Ты тоже смотришь на облака, — ответил он, — и тоже глядишь вслед улетающим птицам... Не знаю, что ты видишь, но ты — смотришь. Садись, там уже куча одеял, теплые медвежьи шкуры. Я сяду с тобой, у меня вопросы, вопросы... Очень странные вопросы!
Вопросы, в самом деле, любому показались бы странными. Правда, не колдунье. Он не спрашивал, как заставить коров приносить по два теленка, не интересовался, что говорят звезды о его судьбе, или как ворожбой извести соседа.
Не стал спрашивать и о себе. Глупо, но жадно выспрашивал о Риме. Странное чутье говорило, что именно здесь разгадка потери его памяти...
Рим, загадочный Рим, о могуществе которого все говорят, и по чьим окраинным землям сейчас идут франки. Пусть не по самому Риму, но все же по римской империи, что охватывает полмира. А если куда-то еще не ступала нога римского легионера, то лишь потому, что там не только люди, но даже звери жить не желают.
И не только воинская мощь, но и сама римская система, как он видел из рассказов старой колдуньи, была просто идеальной. Он сам не находил в ней ни единого изъяна. Голова трещала от попыток понять, почему же Рим терпит одно поражение за другим. Даже не сражается, а просто одни германские племена защищают его от других германских племен. Даже не римская армия, тоже вся из варваров, а германские рексы становятся на защиту Рима, помня о его величии... О недавнем величии. О прошлом величии.
Но долго ли они будут благоговеть перед прошлым?
Повозка покачивалась на ухабах, Фарамунд сидел напротив старухи. Окна она велела прикрыть, дует, в полумраке звучал ее размеренный скрипучий голос:
— А здесь нет системы... У франков правая рука не знает, что делает левая... Хотя нет, здесь тысячи рук, и все сами по себе... Здесь нет закона, нет общей власти. Императорской власти!.. Но все же... все же нечто странное складывается!..
— В чем?
— Понимаешь, молодой варвар... Я получила хорошее образование, знаю историю всех древних государств. Первая империя образовалась за много тысяч лет до нашего Рима в далеком Египте... Ты даже не можешь себе представить, что такое — тысячи лет!.. Так вот, та империя существовала не тысячу лет, а много тысяч лет. Ее сумел покорить только наш могучий Рим с его железными легионерами... Да, о чем это я? Ага, в том Египте был рекс... его называли фараоном. Фараон был единственным свободным человеком. Он считался богом, а все остальные жители огромной страны — его рабами. И сами рабы, и воины, и полководцы, и бродячие торговцы... Вся страна. А свою власть, понятно, передавал по наследству своим сыновьям, те — внукам, правнукам...
Он недоверчиво качал головой:
— И что же остальные? Соглашались?
— Считалось, — сказала она, — что только так и правильно. Мир устроен так... Честно говоря, я все еще считаю, что только так единственно верно. Но я — человек того мира. Я жила в нем, я пропитана его духом. Но сейчас на моих глазах возникает новый мир... Рабов нет, даже в самом низу! Простолюдины, что пашут землю и не хотят брать в руки оружие, отдаются под власть человека, который лучше всех умеет драться и убивать... но они не рабы, а он не их хозяин! С ним заключают эти... коммендации, где перечень условий... условий и обязательств с обеих сторон! Если кто нарушит, то стороны свободны от обязательств. И так везде! Мелкие вожаки племен принимают защиту более крупных, но крупный берет на себя обязательства перед этими мелкими, и уж точно не превращает их в рабов... Такого еще не было ни в Египте, ни в Риме, ни в Персии... Персия? Это тоже была великая держава, где свободен был только один царь, а остальные — рабы...
— Странный мир!
— Это тебе странный. А для рожденных там — единственно правильный. Для раба и вольного, для жреца и фараона... Там просто не видели, как можно жить иначе.
Издали донесся окрик. В ответ по ту сторону повозки весело заорали. Колдунья кивнула:
— Иди, тебе нельзя много думать об устройстве мира.
— Почему?
— Мудрецы редко берутся за меч, — сказала она печально. — Потому мир совсем не такой...
— Как если бы творили его мудрецы?
— Да.
— Хуже или лучше?
— Не знаю. Но — другой.
На воротных башнях явно удивились, видя, как рекс выпрыгнул из повозки, хотя коня вели с пустым седлом рядом.
А когда узнают, с кем я ехал и вел беседы, подумал он с неловкостью, то и вовсе пойдут шуточки... Сердце стиснуло болью, ибо точно так же однажды ехал в одной повозке с божественной Лютецией, Она ухаживала за ним! Своими нежными пальчиками перевязывала ему раны, поила его, придерживая одной рукой голову... он и сейчас иногда чувствует прикосновение ее ладони...
А в полутьме ее глаза сияли над ним как две путеводные звезды.
Не медля, он дал двое суток на сборы, после чего выступил всем войском, что разрасталось на глазах. Уже Громыхало и Вехульд командовали отдельными отрядами, даже отважный Унгардлик получил в свое распоряжение отряд легких конников.
Некоторые из его разбойников по старой привычке тут же рассеялись по окрестным деревням, принялись грабить и насиловать. Одну деревню сожгли начисто, мужчин перебили просто для потехи, а женщин раздели донага и погнали вслед за войском.