Со стен с интересом наблюдали за строительством лагеря. Фарамунд слышал выкрики, со стен что-то показывали, корчили рожи.
На второй день протрубили трубы. Из воротной башни вышел человек с белым платком в руке. Небрежно помахал над головой, а когда его заметили, направился к лагерю.
Громыхало сказал возбужденно:
— Идут договариваться!
— Возможно.
— Может быть, — предположил Громыхало, — возьмем откуп побольше и пойдем дальше? Только торгуйся получше!
Вестник с белым флагом приблизился к вожаку осадившего город сброда. На Фарамунда взглянули глаза воина, много повидавшего, битого жизнью. Через щеку прошел шрам до нижней челюсти, белые шрамы на оголенных по локти руках, а на металлических латах заметны зазубрины от ударов острым железом.
— Вам не удастся нас взять ни осадой, ни приступом, — сказал он угрюмо.
— Почему? — поинтересовался Фарамунд.
— У нас подвалы забиты окороками, солониной, а зерна и муки на пять лет!
— Значит, возьму на шестой, — согласился Фарамунд.
Посланец переступил с ноги на ногу:
— А вся наша молодежь сейчас вышла на площадь, учится метать дротики. Мастера-лучники учат их метко бить в цель!
За спиной Фарамунда грозно засопел Громыхало. Фарамунд обрадовано хлопнул себя по колену:
— Хорошо! В арабских странах большой спрос на таких рабов. Пусть упражняются лучше. Продам их дороже.
Посланец ушел ни с чем, но Фарамунд чувствовал, что решимость горожан сопротивляться поколеблена.
Ночью Фарамунд обходил караулы. Темный свод неба выгнулся звездным шатром, пронеслась хвостатая звезда. Вокруг полной луны тихо мерцает слабое, словно сотканное из плотного лунного света, широкое кольцо, похожее на медный обруч.
Часовые приподнимались от земли, приветствовали тихими голосами. Так он переходил от одного поста к другому, шагах в пяти сзади двигались сонные Громыхало, Вехульд, еще трое бывших разбойников, которых он произвел в военачальники.
Возле самого костра лежал, закутавшись в длинный плащ, красивый молодой воин. Меч и латы тускло поблескивали рядом. Свет от багровых углей освещал румяное лицо с припухшими губами. Он причмокивал во сне, словно щенок, хлебающий теплое молоко. Длинные ресницы бросали красивую густую тень на щеки.
За спиной Фарамунда ахнул и вполголоса выругался Вехульд. Это он расставлял часовых с этой стороны. Фарамунд, не говоря ни слова, вытащил меч. Военачальники застыли в тревожном ожидании.
Фарамунд сделал шаг, лезвие блеснуло в лунном свете как короткая слабая молния. Голова отделилась от тела, темная кровь полилась широкой струей. Фарамунд вытер лезвие и аккуратно вложил меч в ножны.
Громыхало засопел. Остальные молчали, смотрели ошалело, пораженные такой жестокостью. Фарамунд чувствовал обжигающий гнев, из-за мерзавца весь лагерь мог быть атакован, но, чтобы прозвучало как можно ужаснее, сказал хладнокровно:
— Каким застал, таким оставил.
И — продолжил обход.
Легат Архипий, старый и опытный военачальник, сумел углядеть слабое место в обороне лагеря этого разбойника, который, по слухам, уже начал брать города и захватывать бурги. Но хотя ему удалось взять под свою власть уже три крепости... странно, что не разграбил!.. все же воевать правильно не умеет. Уязвимое место не заметно даже отцам города, а когда он попытался их убедить сделать вылазку и разбить разбойника самим, ему горячо возразили самые знатные горожане.
На уговоры ушло три дня. Он умел убеждать, и на четвертые сутки, перед самим рассветом, еще под покровом темноты, он вывел отборный отряд. По спящему лагерю Фарамунда ударили быстро, точно и жестоко.
Там поднялась паника, крик, вспыхнули костры. От них загорелись палатки и повозки. Легионеры ринулись на разбойников, те с паническими криками бросились врассыпную. Легат поспешил ударить в спину бегущим. На помощь вышло основное войско. Лагерь был захвачен полностью, войско из ополчения горожан преследовало бегущих, избивая отставших.
Сами горожане тоже ринулись в брошенный лагерь. Начался безудержный грабеж, когда осмелевший булочник остервенело спорил с легионером из-за добычи.
Именно в этот момент Фарамунд выпустил затаившиеся в засаде основные войска. Город был захвачен настолько быстро, что когда, уже на рассвете, легионеры вернулись, измученные погоней, но счастливые, они уперлись в запертые ворота. Со стен издевательски приветствовали лучники. Когда же легат огляделся по сторонам, из леса нестройными рядами вышли копейщики, а за их спинами пращники уже раскручивали над головами свои ремни.
— Вперед! — закричал легат страшным голосом. — Умрем, но...
Тяжелый камень, брошенный со страшной силой, ударил прямо в раскрытый в крике рот. Зубы, как мелкие льдинки, посыпались в глотку. Легат запрокинулся навзничь. Последнее, что он увидел, было небо, внезапно потемневшее под странной тучей, что надвинулась от стен крепости.
Половина легионеров полегла под стрелами, от которых не успели защититься, и под ударами тяжелых камней пращников. Остальные, слишком измученные долгим преследованием, бросали оружие и садились на землю, отупевшие и равнодушные к тому, что их ждет.
На широком помосте согнанные копьями плотники спешно возвели виселицу с длинной перекладиной. Туда под охраной гнали цепочку тех, кого, по мнению Фарамунда, надо казнить. Остальных знатных горожан собрали на площади. Они дрожали, пугливо поглядывали на лес копий в руках окруживших их варваров.
Фарамунд выехал на коне, крикнул зычно:
— Отныне этот город мой! Вы свободные люди, у вас есть выбор: принять мою защиту или... умереть. Кто решится принести коммендацию, тот пусть сделает это сейчас и... громко! Кто не желает, тому трудиться еще меньше: за него все сделают другие.
Он небрежно кивнул в сторону виселицы. По толпе прокатился испуганный ропот. Всей толпой они двинулись вперед, заговорили разом. Фарамунд вскинул руку:
— Стоп!.. По одному. Давай ты, толстый! Кто ты будешь?
Краем глаза он наблюдал за коренастым всадником, что въехал через распахнутые врата. Стражи скрестили перед ним копья, но тут же отступили в стороны. Когда всадник выехал из-под арки, и солнечный свет упал на его лицо, сердце Фарамунда подпрыгнуло и затрепыхалось, словно вместе с ним пробежало десяток миль.
— Громыхало, — сказал он торопливо. — Прими их коммендации сам!
— Но, хозяин, как можно...
— Теперь все можно.
Он повернул коня и, расталкивая людей, направился навстречу Тревору. Тот издали помахал рукой, широкая улыбка осветила суровое лицо старого воина.