От большого пыльного облака отделилось малое, понеслось в их сторону. Вскоре из него вычленились двое верхами, снова неслись наперегонки, загоняя лошадей. Передний еще издали привстал на стременах, заорал, размахивая обеими руками:
— Караван!.. Богатый караван!.. Жирный!
Вокруг возбужденно заговорили, радостно толкали один другого в бока. Громыхало облизнулся, потер руки. Фарамунд ощутил радостное возбуждение. Торговля в этих землях, понятно, идет в пределах города и ближайших сел. Даже города с городами не торгуют. Зачем? В каждом делают для себя все необходимое. А караваны с товарами — это реликты империи, ее ровных удивительных дорог, это разделение ремесел, когда на одном конце империи могли делать самые лучшие в мире мечи, а на другом — женские серьги, но благодаря этим торговцам, дорогам и... безопасности, мечи и серьги равномерно распределялись по всей необъятной империи...
— Не останавливаться! — велел он. — Ишь, пасти распахнули... Со мной поедут только Громыхало и Вехульд.
Унгардлик спросил растерянно:
— Вождь... мы что же, даже не пограбим?
Фарамунд свирепо взглянул в его сторону. Там сразу настала мертвая тишина. Громыхало тронул коня, Вехульд пустил следом, и жеребец Фарамунда галопом пошел вперед.
Далеко на дороге двигались тяжело нагруженные повозки. Около десятка всадников ехали впереди, трое замыкали, еще по два держались по бокам каравана. Когда Фарамунд приблизился, караван обречено остановился. Немолодой человек в поношенной одежде пустил коня навстречу. На его лице Фарамунд увидел тщательно упрятанное отчаяние. С двумя десятками человек немыслимо сопротивляться надвигающемуся войску.
Фарамунд вскинул руку в приветствии. Одно дело нагнуть сильного противника, другое — глумиться над слабым, выказывая свою мощь.
— Кто ты? Откуда караван?
Человек низко поклонился, лицо уткнулось в конскую гриву. Когда он поднял голову, в глазах были страх и безумная надежда.
— Меня зовут Исаак, доблестный воин. Иду из Багдада. Я купец, это мой караван...
— Рискованно забираться в наши земли, — заметил Фарамунд.
— Знаю, — ответил купец. — Меня предостерегали!.. Но что делать, я был разорен. Мне оставалось только броситься в море и утонуть. Я пошел на безумный шаг: занял у ростовщиков денег, взял в долг товары и отправился в этот северный край. Здесь либо гибель... и тогда с меня никто не спросит возврата, либо вернусь с прибылью, что позволит рассчитаться... Так что моя судьба в твоих руках, воин.
Фарамунд окинул долгим взглядом караван:
— Эта охрана... она хороша только от шайки разбойников, да и то крохотной.
— У меня нет денег, нанять больше людей, — ответил купец печально.
Фарамунд всмотрелся в его смуглое лицо, морщины, признаки сильнейшей усталости.
— Я приветствую смелых людей, — заявил он. — Здесь моя земля, но я не возьму плату за ее топтание. Придет время, все земли станут вольными для торговли.
Купец с недоверием всматривался в суровое лицо молодого варварского вождя. Фарамунд поклонился, купец наконец опомнился, сказал с чувством:
— Я просто не верю...
— Что везете? — спросил Фарамунд. Добавил поспешно, заметив промелькнувший испуг в глазах купца. — Просто я хочу купить...
— Оружие?
— Нет, — ответил Фарамунд. — Хотя хорошее оружие тоже не помешает. Но я хочу что-нибудь для молодой женщины. Молодой и очень красивой.
Купец кивнул, глаза его не оставляли покрасневшее лицо вождя франков:
— Есть, конечно. Из-за того, что приходится таскать с собой такую охрану, мы можем торговать только вещами, малыми по объему... и очень дорогими. Собственно, у нас почти одни драгоценности. Даже оружие... очень дорогое.
— Вы можете остановиться в моем городе, — предложил Фарамунд. — В любом из них! Вам не надо будет тратиться на ночлег и прокорм. И вот еще что... Мы только что взяли богатый город. Хотя он весь принадлежит мне, но мне обычно остаются только дома, люди и земли... а кольца, золото и драгоценности мои шалопаи успевают снять! Понимаешь?
Глаза купца вспыхнули надеждой, но ответил с осторожностью:
— Не совсем, доблестный базилевс.
— Ты кто?
— Из Багдада я...
— Араб?
— Увы, иудей.
— Вот что, Иса. Купцы здесь если и бывают, то только странствующие. Греки, иудеи, арабы, сирийцы... Своих нет. И никогда не было. Здесь что вырастили, то и слопали. Одежду сшили — сами носим. Кузнец кует только для своего же хозяйства. Оружейник делает доспехи для своего хозяина, за ворота не выходят... Не понял?
— Кажется, понял, — ответил купец чуть живее, — здесь много такого, что не находит дороги к нам, на Восток?
— Верно, — кивнул Фарамунд. — Награбили много, но теперь они спустят даже не за треть цены, а за... Они ж цены настоящей не знают! Так что советую тебе и твоим людям походить по нашему лагерю. Мы остановимся уже скоро, вон за тем лесом, в виду стен ближайшего города.
Купец воскликнул:
— Базилевс! Ты спасаешь меня и мою семью от позорной гибели!
— Да что там, — отмахнулся Фарамунд, стало неловко от горячей благодарности. — Смелость должна вознаграждаться. Эй, Унгардлик! Поедешь вместе с ним. Да не обидит его никто из наших. Скажешь, под моей защитой.
Он быстро пустил коня в галоп, чтобы не слушать радостных воплей и благодарностей. Громыхало и Вехульд неслись следом, только Унгардлик, крайне недовольный, остался с караваном.
Когда он вернулся, лаурсова крепость, которую одни называли бургом, другие — сите, а третьи просто градом или гардом, блестела, как начищенный мелом медный шлем. Челядь сновала как муравьи. Распоряжался по-хозяйски Тревор, покрикивал, готовил помещения для Лютеции, для себя и Редьярда.
Фарамунд сам едва не ухватился за ведра, мокрые тряпки. Руки тряслись, мысли скакали хаотично, во все вмешивался, сам заставлял перемывать полы, скоблить столы, а все медные ручки дверей и все до единого светильники блестели, будто из чистого золота.
Громыхало едва ли не силой уводил его либо на пир, либо на военный совет. Захватывая земли, никто из них не имел ни малейшего понятия об управлении ими, приходилось оставлять прежних управителей, но ведь за всеми нужен глаз да глаз...
Однажды поздно вечером, когда багровый диск уже опускался за край земли, в ворота крепости постучали. Стражи с сомнением уставились на измученных людей на худых, как щепки, конях. По дороге выстроились четыре повозки, каждую тащили по две лошади. Всадников только двое, оба без оружия.
— Кто такие? — крикнул страж.