Скиф расплылся в улыбке.
— Да-да, — сказал он заинтересованно. — Ага, да, конечно... А чем еще, кроме красоты?
— Простак, — ответил Олег. — До чего же ты прост, дружище... Все тебе надо чтобы было больше или выше, чем у соседа! Но есть простые житейские явления, которые понятны даже мудрецу, блуждающему среди звезд. К примеру, в отличие от нас, женщины вовсе не стремятся к величию. Твоя Ляна просто живет. Спокойно и счастливо! У нас же не только войны, сражения, постоянные поединки... но даже более сложное и непонятное для тебя: вера, смирение, даже аскетизм и дервишество должны доказывать наше мужское величие!
Скиф озадаченно нахмурился. Конь прядал ушами, словно их обжигало горячее дыхание молодого воина. Наконец Скиф спросил подозрительно:
— Значит... она некрасивая?
— Я слышал от старых людей, — сказал Олег, и Скиф уловил нотку острой зависти в его голосе, — что раз в сто лет на земле рождается девочка с удивительным даром... Кого полюбит, того обходят беды, несчастья, невзгоды. Того в битвах не берет ни меч, ни топор, ни стрела, ни брошенный с крепостной стены камень... Если его укусит змея, то яд не подействует. Да змея такого и не укусит! Поспит рядом, если наползет ночью, а утром поползет себе дальше.
Он изумленно крутил головой, даже оглянулся, но уже не только маленький домик Ляны, но и весь город растаял в утреннем тумане.
Скиф тоже оглянулся, синие глаза округлились, с не-доверием посмотрел в твердое, как высеченное из камня, лицо Олега. Тот кивнул. Скиф воскликнул дрожащим голосом:
— Это... это немыслимо!
— Почему? — спросил Олег.
— Она... она такая простая!
— Простая и чистая, — согласился Олег. В голосе волхва прозвучала насмешка. — Ах да, все достоинства бывают только у людей знатных! А чем выше род, тем достоинств больше.
Скиф насмешку уловил, даже успел вспомнить про своих братьев, но возразил тем горячее :
— Но Ляна... Ляна не колдунья!
— А зачем ей быть колдуньей? — спросил Олег, — Это не колдовство, это... выше. Сила ее любви настолько велика, что охранит любимого даже от колдунов. Эх, Скиф... Дубина, ты даже не подозреваешь, что повезло сказочно тебе, а не Ляне.
Скиф сидел в седле, как будто по нему сверху стукнули огромным молотом. Ниже ростом, спина сгорбилась. Долго молчал, а когда заговорил, голос звучал смиренно и с нотками страха:
— Это что же... Значит, я для чужих стрел неуязвим?
— Да, — подтвердил Олег. — Но ты не рискуй, не рискуй... Вдруг она в разгар схватки вспомнит, что ты ее дурой назвал? Или еще как-то обидел?
Скиф вскипел:
— Да я никогда... Никогда не обижал! Да я лучше свою кровь выцежу до капли, чем позволю себе или другому ее обидеть, огорчить, чем-то задеть! Да я не дам на нее листочку с дерева упасть, я это дерево срублю к чертовой матери!.. Ишь, дурой!.. Да я никогда ей такое вслух не скажу...
Олег сказал:
— Вот-вот. Срубишь дерево, лишишь ее домик благостной тени... Словом, все же не рискуй!
В его голосе звучало серьезное предостережение. Скиф замолчал, поехал дальше нахмуренный, озабоченный. Олег видел сдвинутые брови, а губы слегка шевелились, словно Скиф разговаривал, убеждал, просил, доказывал.
Кони шли резвым галопом до самого до полудня, не выказывая усталости. Скиф начал удивляться, Олег помалкивал. И так непонятно, кто коней расседлал, накормил, напоил, если учесть, что Ляна все время была на виду.
Скиф не чувствовал усталости, однако Олег начал нетерпеливо посматривать по сторонам.
— Вон роща, — сказал он. — Доскачем, а там отдохнем.
— Устал?
— Нет, — удивился Олег, — а при чем здесь усталость?
— Ты сказал, что отдохнем.
— Так не от усталости же, — возразил Олег с удивлением. — Разве отдыхают, когда устают?
Скиф пробормотал:
— Ну да... Я раньше так думал...
— То было раньше, — посочувствовал Олег. — Ох, детство... Чистое, безоблачное. Когда уверен, что уже все знаешь и ничто уже в тебе не изменится...
Скиф молча пустил коня следом.
Роща начала уплывать в сторону и назад, постепенно открывалась зеленая долина. Скиф приободрился, после отдыха поскачут по ровной, как стол, поверхности. В горах и даже в густом лесу чувствовал себя неуверенно, даже ребенок может сбросить сверху камешек и прибить вместе с конем...
Оба услышали яростный крик, испуганное конское ржание. Все перекрывал дикий свирепый рев. Скиф побледнел, но в руке сразу оказался боевой топор, а колени заученно толкнули коня вперед.
За поворотом, в сотне шагов впереди по полю носился на оранжевом, как солнце, коне всадник в красном плаще. Конь храпел, на удилах клочья пены, его шатало, а сверху на них налетал огромный и, как определил даже Скиф, молодой дракон. Всадник отбивался длинным узким мечом. Дракон с налету пытался схватить пастью или когтями, слышался стук металла по кости, зеленое тело проносилось дальше, дракон набирал высоту и круто разворачивался.
Если бы навалился на всадника всем весом, то смял бы с конем вместе, но дракон опасался узкого меча, что уже уколол несколько раз, еще больше дракон страшился оказаться на земле, там потеряет все преимущество, и бой все длился — нелепый, изнуряющий, но все же с предсказуемым результатом.
Скиф взвесил топор на руке, закричал:
— Держись, воин!
Над головой затрепетал воздух, словно пролетели испуганные утки. Дракон взревел и повернул голову навстречу новому противнику. Скиф закричал, нагнетая боевой дух. Тело взыграло в боевой ярости, он с воплем ударил острым лезвием прямо между выпученных глаз. Руки едва не вывернуло, но топор не отскочил, врубился, тут же на плечи и голову обрушилась холодная тяжесть. Он вскрикнул и, не удержавшись, рухнул с седла.
Дракон топтал его, рвал зубастой пастью и когтями, так ему показалось, потом совсем рядом раздался раздраженный голос. За ступню сильно дернуло, потянуло, едва не выламывая из суставов.
Блеснул яркий свет. Олег выпустил его ногу, повернулся в сторону всадника в красном плаще. Тот поник на конскую гриву. Его шатало, обеими руками держался за луку седла, чего не позволит себе ни один благородный конник.
Скиф ошалело огляделся. Дракон распластался как большая рыба, разве что размером с небольшой корабль. Лапы еще дергаются, когти со скрежетом царапают твердую землю. По всему зеленому, покрытому рыбьей чешуей телу пробегает судорога. В переносице топор, погрузился по самый обух, а в шее три стрелы. Еще одна по самое перо в пустой теперь глазнице. Вытекает зеленая жижа, пузырится...