— Скиф. Конечно Скиф. Если не сам Гелон явился на выручку своему народу. Я слышал, некоторые правители уходят в подземный мир раньше времени, чтобы трудный час прийти на помощь своему племени.
Агафирс сказал раздраженно:
— Гелон такое не сделает! Да и Скиф — Скиф воин, а не убийца. Скиф ни за что не придет ночью. Как и я не пришел бы. Это. ..
Наступило молчание. Агафирс поперхнулся, он видел, что и другие в этот миг вспомнили о Колоксае. Конечно Колоксай — благородный воин и благородный боец, он никогда бы вот так ночью не стал резать безоружных и спящих, но... не Колоксай ли провел двадцать лет в подземном мире? Не стал ли другим сам Колоксай?
Издали донесся крик. К ним скакал полным галопом Октарас, военачальник правого крыла тяжелой конницы. Соскочил, подбежал к Агафирсу, обнял, сказал захлёбывающимся голосом:
— Слава небесам!.. Слава!.. Да пребудет над нами благословение!.. Как все хорошо!
Агафирс свирепо перехватил его руки, оттолкнул с такой силой, что ликующий Октарас едва не упал.
— Уберите этого сумасшедшего. Кто-то слишком сильно ударил его по голове.
— Слава небесам, — повторил Октарас. Его осторожно взяли за плечи и оттащили от Агафирса, но Октарас прокричал счастливо: — Тебя любят боги!.. Они любят тебя и дают удачу...
Тарил сказал настойчиво:
— Октарас, опомнись. Что ты говоришь?
— Небеса надоумили нашего вождя, — сказал Октарас ликующе, — задержаться у костра со старыми воинами. Он был с вами? Боги избрали вас проводниками своей воли! Как хорошо, что вы сумели задержать его у своего костра!
Агафирс насторожился. Все ощутили неладное. Тарил гордо выпрямился, но спросил быстро:
— А что... что случилось?
Октарас вздохнул, лицо его потемнело.
— Тяжкую плату боги взяли за то, что сохранили тебе жизнь, Агафирс. Тем более мы должны довести поход до конца.
— Кто, — голос Агафирса дрогнул, — кто... погиб?
Октарас опустил голову:
— Прости за худые вести. Но... убиты все, кто спал в твоем шатре. Военачальники, что готовили поход в южные страны.
Агафирс взревел, как смертельно раненный зверь. Его пальцы ухватились за волосы, рванули. Целые пряди чёрных волос остались в руках. Слезы брызнули, он закричал в смертельной муке. Полководцы подбежали, Октарас выхватил его меч и отшвырнул воинам, Панаст пытался обнять, но Агафирс упал на землю, плакал навзрыд, бил кулаками по земле.
Солнце еще не выглянуло из-за края, но золотые лучи уже подожгли огненными стрелами облака высоко в небе. Город оставался в глубокой тени, однако с городской стены Окоему хорошо был виден лагерь агафирсов. Там все кишит, как в растревоженном муравейнике. Что стряслось, рассмотреть не удавалось, но ему чудилось, что там словно бы ночью была лютая сеча, некоторые воины-стражи с особо чуткими ушами уверяли, что ночью из лагеря слышались крики, стоны и даже звон оружия.
Окоем вздрогнул, показалось, что с неба упала большая темная тень. Через несколько мгновений из-за башенки вышел этот странный человек с фигурой воина и печальными зелеными глазами много повидавшего мудреца. Красные волосы стояли дыбом, лицо измученное, он тяжело дышал, а когда шагнул к Окоему, даже ухватился за каменный зубец стены.
— Откуда ты взялся? — удивился Окоем. — Тут же можно подняться только с этой стороны!
— А я, — ответил Олег хрипло, — уже давно здесь...
— И все еще не можешь отдышаться? — поразился Окоем. — Да ты совсем хворый. Почему это умным людям боги не дают здоровья, а на дурнях хоть воду вози?..
— Сам удивляюсь, — признался Олег. Он виновато улыбнулся. — В боку колет... будто я сто раз вокруг города пробежал. Так и помереть можно.
Окоем покачал головой:
— Ладно, ты мне зубы не заговаривай. Где ты был?
—Я?
— Ты, вестимо.
— Так ночь же была!
— Ночью тебя как раз искали. Когда война идет, у нас нет ночи, понял?
— Понял, — ответил Олег покорно. — А что стряслось?
— Мы составили письмо к южным властителям земель о помощи. Рассказали, что если Гелония падет, то Агафирс не остановится, а пойдет воевать их. Словом, если они хотят спастись, должны помочь устоять нам... Но Скиф настаивал, чтобы дали прочесть тебе.
Олег пожал плечами:
— Зачем?
— Вот и я сказал, — ответил Окоем еще раздражённее. — Но Скиф уперся, без тебя он, похоже, ни шагу. Олег отмахнулся:
— Отправляйте как есть. Все равно все решится раньше, чем письмо попадет в нужные руки. Если уж отправлять, то надо было делать раньше. Ещё когда Агафирс начал стягивать войска в кулак на своих землях...
Со стены очень хорошо было видно, что во вражеском лагере все еще царит странная нервозность. Всадники носятся во все стороны, часть шатров за ночь как будто свалила неведомая сила, ставят заново только сейчас, во все стороны вокруг лагеря разосланы летучие отряды...
Один всадник галопом понесся в сторону города. На стенах следили за ним внимательно, кое-кто уже начал натягивать лук. Воин рассерженно всё пришпоривал бедного коня, тот понесся галопом. Однако, не доезжая на выстрел из лука, всадник резко остановил коня, подняв его на дыбы, прокричал страшным голосом:
— Не спасут вас проклятые колдуны!.. Мы все равно сровняем с землей это проклятое место!.. А вы все ответите за кровь наших лучших людей!
— О чем это он? — пробормотал Окоем озадаченно. Он посмотрел на Олега, тот молчал, зеленые глаза бесстрастно следили за всадником. Лицо глашатая от бешенства стало багровым, на шее и даже на лбу вздувались толстые синие жилы. Его трясло, он бессильно дергал повод, глаза сверкали, а в уголках рта показалась слюна. Со стен что-то прокричали. Всадник привстал на стременах, погрозил кулаком.
— Наш доблестный вождь... наш Агафирс, — проорал он дико, — сказал, что за сегодняшнюю ночь вы заплатите кровавую цену!
Окоем уловил, что волхв при последних словах словно бы застыл, даже дыхание остановилось. В зеленых глазах росли удивление и злость.
— Что случилось? — спросил Окоем.
— Не понимаю, — прошептал Олег. — Агафирс... жив?
Окоем осмотрел на войско врага, на Олега, снова на растревоженный лагерь.
— А что с ним могло случиться?
Олег покачал головой, сказал упавшим голосом:
— Да-да, ты прав... Звезды и все такое... Окоем долго смотрел на лагерь агафирсов, вслушивался, затем его острые глаза прошлись по Олегу, его усталому лицу, рукам, на которых свежие ссадины, испачканной в земле одежде.