— Похоже, — сказал он с расстановкой, — можно не спрашивать, где ты был ночью.
Олег ответил непослушным голосом:
— Вот и не спрашивай.
— Но я вижу по твоему лицу, — сказал Окоем почти злорадно, — что не все удается и тебе... мудрый!
Олег проговорил мертвым голосом:
— Все не удается даже богам.
Снизу послышалось звяканье металла. На стену резво взбежал Скиф, в полных доспехах, шлем блестит, но глаза довольные.
— Доброе утро, —поприветствовал он. — Что-то у противника стряслось... А вы ранние пташки! Только что с Олегом... Такой помятый вид, будто бражничал всю ночь, а потом обошел всех непотребных девок!.. А у нас поймали лазутчиков... Ума не приложу, как они оказались так близко от стены... в тех проклятых развалинах, почему наши стражи ничего не заметили?.. Не иначе как проклятые колдуны... Правда, их самих кто-то потрепал, потрепал.
Окоем хмыкнул:
— Иначе бы и не поймали.
— Верно, — согласился Скиф. — Их было пятеро, но в живых оставалось только двое. Да и те израненные, даже ползти не могли. Видать, колдовства не хватило, чтобы вернуться.
— Или их не стали забирать, — предположил Окоем.
— Как это?
— А не колдуны вовсе, — ответил Окоем хладнокровно. — Что я, колдунов не зрел? Да и ты их встречал, встречал, по морде лица вижу. Это не колдуны, а так... Они ж сами сказали! А перед смертью чего врать?
— Воинская хитрость, — предположил Скиф. — Настоящий воин дерётся до конца!.. Они ж какую чушь плели, что проклятый колдун, которого они преследовали, обернулся черной тучей, поразил их молнией и улетел!. Ха, что-то я не слышал грома, а какая молния без грома? Ты такое видел?
— Тыщи раз, — ответил Окоем. — Когда далеко.
— Так это ж было по ту сторону городской стены! Мы б оглохли от треска. Так что брешут, брешут. Молодцы, до конца держались. Как думаешь, Олег?
Олег кивнул:
— Да, конечно. Когда бьет молния, то либо пожар, либо обугленные да оплавленные следы. Наверное, молния — это такой твердый... или почти твердый огонь, как думаешь?
Скиф брезгливо отмахнулся:
— Не мое это дело, из чего молния, раз я не могу взять ее в руки. Но их потрепала не молния, тут ты прав. Скорее их рвал какой-то зверь, у которого и зубы — ого, и когти—о-го-го, да и вообще...
Он не сумел объяснить, что такое «вообще», двигал пальцами, морщил лоб, наконец плюнул им под ноги, повернулся и пошел на другую стену.
Над землей медленно ширился слабый болезненный свет хмурого утра. Чародеи собрались в шатре Хакамы. Пришли все шестеро, как только убедились, что никаких вражеских воинов в лагере Агафирса нет. Ковакко, зелёный от страха, метался по шатру, спотыкался о ноги чародеев. Беркут буркнул брезгливо:
— Сядь. Без тебя тошно.
— Не могу! — выкрикнул Ковакко. — Ты делаешь вид, что это не он начертал кровью? Пусть Агафирс и его воины думают что угодно, но мы-то понимаем, кто это был! Посмотри еще раз!
Беркут не повернул головы. Другие тоже старались не смотреть на размашистую надпись: «Ещё не поздно вернуться!»
Россоха подал голос:
— Не кажется ли вам, что Олег всё же как-то сохранил свою мощь?
Беркут буркнул еще злее:
— Мы все лишились магии. Он — тоже.
А Боровик добавил нервно:
— Мы на всякий случай это проверили не один раз. Помнишь, подсылали к ним по дороге людей? Даже когда ему грозила гибель, он отбивался без магии.
— Может быть, не хотел выказывать?
— Хитрил?
Беркут возразил зло:
— Он слишком осторожен. Если есть возможность отбиться издалека... магией, он обязательно бы так сделал. Россоха развел руками:
— Тогда... как объяснишь?
— Это я должен разводить руками, — ответил Беркут раздраженно. — Мы все знаем, что в лагерь Агафирса мышь не проползет. Богоборец не рискнул бы, даже если бы там всех сторожевых убрали! Да вы и сами его знаете. Но он побывал в лагере! Он убил шестерых в шатре Агафирса... страшно подумать, если бы Агафирс случайно не задержался у костра со своими старыми воинами!
Полог мягко отодвинулся, заглянуло смеющееся лицо Хакамы. Оглядела всех быстрыми веселыми глазами, удивилась:
— Вы что такие взъерошенные?
Чародеи мрачно смотрели, как волшебница легко прошла на середину, повернулась на одной ноге, словно подросток. Глаза ее сияли.
— Еще один день прошёл!.. Все ближе и ближе к на-шему освобождению!.. А вы почему все такие?
Россоха сказал мягко:
— Хакама, перед нами не надо играть. Это в твоем шатре побывал Олег. Это тебе он написал предостережение.
Беркут хмыкнул:
— Мягкий он наш! Добрячок... Как утерпел и не сломал шею? Таких быков ломал, а такую шейку... гм... я бы ее двумя пальцами.
Хакама вздрогнула, рука ее невольно поднялась, пальцы пощупали шею, в самом деле тонкая, засмеялась, но теперь и сама чувствовала, что смех принужденный.
— Беркут, у тебя и шуточки!.. Ладно, не стоит себя так уж... Давайте принимать все как есть. Да, каким-то образом он проник в лагерь. Да, он сумел убить военачальников. Да, он посеял панику в лагере, из-за чего десятки людей убили и ранили друг друга. Ну и что? Все равно с нами такая мощь, что снесет город Гелона как песчаный домик.
Они смотрели на нее с надеждой. Ковакко сказал громко:
— Хакама права. Пусть он даже каждую ночь будет проникать в лагерь и убивать по сто человек. Но с нами сто тысяч отборной конницы! И все время прибывают новые отряды.
— Да, конечно, — подал голос Россоха. — Хакама права, да и ты прав. Но что, если в следующий раз в числе этих ста погибших будем мы семеро? А Хакаме он не ограничится предостережением?
В палатке повеяло зимой. Ковакко передернул плечами, съёжился. Другие колдуны кутались в халаты, переглядывались с неуверенностью.
Хакама снова вскинула руку, ее тонкие пальцы едва не коснулись шеи, но опомнилась, засмеялась и сказала властно :
— Мы настолько сильны, что даже скрываем свою силу. Но полагаю, сейчас пора поделиться друг с другом своей мощью. Не секрет, что каждый из нас имеет какие-то безделушки, что накапливают магию. Мы мало обращали внимания на все эти скатерти-самобранки да сапоги-скороходы, ибо движением пальца делали больше и лучше, но теперь...
Беркут с досадой стукнул кулаком по колену: