Гелоны едва не плакали от жалости. Олег сказал угрюмо:
— Хорошо. Надеюсь, агафирсы не оставят боевых друзей в беде.
На него смотрели с ненавистью. Кто-то процедил за спиной, что самого бы его туда, вниз, да сверху кипяточком. Олег резко повернулся, но на него все смотрели со злобой и недоброжелательством.
— Стреляйте лучше, — сказал он горько. — Вон бегут... Со стороны агафирсов в самом деле, не выдержав криков, ринулись беспорядочной толпой всадники. Кто пытался поднять тяжёлое тело прямо на скаку, но большинство сразу соскакивали, поднимали раненых, торопливо укладывали поперек седла... и тут их самих находили стрелы со стен, камни, кипящая смола, вар, поленья.
Раненые и обожженные кони с диким ржанием убегали. Два-три рухнули вместе с всадниками, видно было, как бешено бьют копыта, круша черепа, грудные клетки, ломая руки и ноги хозяевам. Олег закричал грозно:
— Не стрелять!.. Прекратить!.. Пусть кричат! Пусть зовут на помощь!
Только глубокой ночью агафирсам удалось вынести тех раненых, кто дожил до ее наступления, да убитых. Со стен сбрасывали факелы, стреляли в копошащиеся тела, стреляли на стук копыт, на скрип телег. Ночь была беспокойная, а утром в корчмах похвалялись, кто сколько уложил со стены.
Но тогда же на рассвете со стен не увидели ни одного трупа. Агафирсы вывезли даже тех, кто пал убитым в ночи.
Олег с башни наблюдал за вражеским лагерем. Лицо его было суровым и безжалостным. Глаза блестели сухо, словно осколки слюды.
— Сегодня приступа не будет, — сообщил он.
— Почему? — спросил Скиф недружелюбно.
— Измотаны за ночь. А сейчас хоронят. Потом будут приспосабливаться, искать новую тактику. С людьми, которые не соблюдают правила... это о нас, надо быть осторожнее. Поверь, именно теперь нас начинают уважать и побаиваться.
— Из-за нашей дикости?
— Из-за того, — сказал Олег терпеливо, — что мы плюём на общепринятые правила... выгодные в данном случае агафирсам, а воюем по своим правилам. Выгодным нам.
Скиф смотрел исподлобья, в чистых синих глазах были недоверие и почти вражда.
— Не понимаю, — ответил он резко. — Не понимаю!
Окоем взглянул на молодого правителя с пониманием. Чем-то они показались Олегу похожими: молодой яростный воин и очень немолодой служитель богам, который никогда не брал в руки меч.
— Если они ворвутся, — сказал Окоем осторожно, — разве не выместят злобу?
— Выместят, — согласился Олег. — Но пусть знают, что и для них это не прогулка. Не охота на оленей! Ты видел, сколько агафирсов полегло, когда вытаскивали своих? И никакой тебе добычи. В другой раз подумают, идти ли на войну вообще. Окоем подумал, сказал:
— Что-то в твоих словах есть... но уж слишком это все... люто. Ты хочешь сделать войну настолько свирепой и гадкой, чтобы отбить к ней охоту?
— Улавливаешь, — ответил Олег с надеждой. — Разве не путь?
Окоем нахмурился, долго смотрел под ноги.
— Не знаю, — ответил он наконец. — Один путь покончить с войнами — это все больше обставлять их законами, правилами, ограничениями. Чтобы превратить их в конце концов из кровопролития в нечто вроде состязаний. На состязаниях тоже и люди ломают шею, и кони разбиваются, а народ так же шалеет от крови и молит богов, чтобы даровали победу именно своим. А ты вот предлагаешь поступить наоборот: сделать войны чересчур жестокими и кровавыми, чтобы все меньше достойных людей бралось за оружие. Конечно, всегда найдутся врождённые ублюдки, которых не заставишь работать, им бы только убивать да грабить... вот и пусть бьются друг с другом, не жалко. Ты в самом деле не прост, странный волхв! Но, мне кажется, первый путь проще. Он просто понятнее. Да и хотят люди воевать, хотят!
— Хотят, — согласился Олег с ненавистью. — Хотят, Ящер бы их всех побрал! Хотят, сволочи. А надо, чтоб не хотели.
— Надо, — согласился Окоем. — Понимаю, ты молод. Хочется переделать людскую природу сразу. Увы, юноша... Наверное, проще всё-таки постепенно... очень постепенно вводить разные правила. Не только позволять друг другу выносить раненых с поля боя, но и договориться не трогать мирных жителей, не жечь поля, не засыпать колодцы... От этого трудно удержаться, понимаю, но если бы мы жили тысячи лет, то можно бы постепенно-постепенно, незаметно-незаметно... Понимаешь?
Олег сказал с яростью:
— Нам не дано жить столько. А увидеть мир лучшим, чем это кровавое болото, я жажду при жизни! Люто жажду!
Окоем ответить не успел, из-за стены раздались крики. Олег повернулся, между лопатками стало так холодно, что невольно отвел плечи, стараясь защитить поражённое место.
По грохоту слышно, что войско Агафирса идет на приступ. Всеми силами.
Часом раньше Агафирс собрал в своем шатре военачальников, указал, кому с какой стороны вести войска. Опытные полководцы, они выслушали в почтительном молчании. Все было обговорено раньше, Агафирс лишь подтвердил, что все по-прежнему, а крепость они возьмут так же, как брали многие и раньше.
По всему лагерю всадники вскакивали в седла, кони привычно занимали свои места в строю. Огромное войско, разбившись на квадраты, замерло в ожидании.
Агафирс вышел из шатра, солнце на миг ослепило, заблистало на доспехах, железном шлеме, украшенном золотом топоре. Оруженосец бегом подвёл коня. Агафирс одним прыжком оказался в седле, повернул коня, суровое лицо дышало отвагой, а глаза гордо блестели.
— Воины! — крикнул он сильным голосом. Огромное войско замерло, даже кони перестали отмахиваться от оводов, повернули головы. — Герои! Мелкие стычки закончены. Отныне никаких переговоров с врагом. Запомните, теперь это не противник, а враг!.. С противником поступают благородно... или неблагородно, смотря как он заслуживает, а с врагом поступают как с врагом всегда. Надеюсь, вам не надо объяснять разницу. Этот проклятый город должен быть уничтожен!.. Как и само понятие страны Гелонии. Жрецы говорят, что они смотрели звездные карты грядущего, там ни слова, ни знака о Гелонии! Нет такой страны... Так что убивайте, убивайте, убивайте!.. Мужчин, женщин, детей, скот, деревья!.. Город сжечь, а то место, где он стоял, посыпать солью, чтобы и трава не росла на этом проклятом... проклятом...
Он задохнулся от переполнявшей ненависти, лицо налилось кровью, а глаза, и без того круглые как у орла, выпучились в приступе неудержимой ярости. Воины дружно вскинули к небу руки с топорами. Земля вздрогнула от мощного крика тысяч здоровых мужских глоток.
Все шестеро чародеев собрались возле шатра Хакамы. Беркут с удовольствием наблюдал за могучим войском. А устрашенному Россохе показалось, что по всему лагерю внезапно выросла стальная щетина, а небо и земля дрогнули перед мощью голосов новых повелителей земли.