Турч поморщился:
— Не пожары. Там эта дурь... Жгут целые дубы, готовят уголья. Вроде бы Ляна пройдет босиком. Олег, удивился:
— Зачем?
Турч с полным равнодушием пожал плечами:
— Не знаю. Наверное, чтобы поднять дух защитников. Мол, я, слабая женщина, и то не боюсь огня, а вы, мужчины, должны быть стойкими в бою... Что-нибудь в таком роде. А кто-то вообще говорит, что это проверка ее невинности. Мол, если за то время, что она жила в отсутствие Скифа, не делила ложа с мужчинами, то пройдёт легко... Не знаю, как она может пройти по углям, у нее ж такие нежные ножки!
Олег подумал, пожал плечами:
— Вообще-то она подолгу бегала босиком в лесу. А там не везде песочком посыпано. И не везде травка. Так что подошва ее маленьких ножек все же как копыто. Я, к примеру, смогу перейти через эти угли хоть три раза туда и обратно, но разве это докажет мою невинность? Когда идешь по углям, тут главное — не задерживаться. Тем более не останавливаться. Ладно, а тебя ворота не тревожат? Слишком долго их обходили, а на стены бросались с другой стороны.
Турч кивнул:
— Ты уверен, что раньше не руководил обороной? А осадой?.. Ладно, можешь не говорить. Они даже Скифа уже приучили смотреть только в ту сторону.
— А ты...
— Ворота они выбьют, — ответил Турч угрюмо. — Но я собрал сколько мог народа и держу его поблизости от ворот. Там завтра будет очень жарко!
Ветерок пахнул неожиданно горячий. Волосы затрещали, он вскинул голову. В ночи промчался рой злых красных ос. Хорошо, если успеют погаснуть там, на взлете, но, если упадут где-то близко на сухое дерево, пожар вспыхнет наверняка... Какая-то дурь с этим предстоящим испытанием.
Но тревожная мысль сразу ушла, сменившись мучительным беспокойством, что потерял какую-то важную мысль, что, возможно, продвинула бы его на шажок по этой трудной дороге познавания...
Турч посмотрел на него как-то странно, махнул рукой и двинулся по гребню стены. Слышно было, как строго окликнул стражу, обругал. Ему отвечали бодрыми сиплыми голосами. Звякало железо, донесся запах кислого вина и острого лука.
На востоке забрезжил рассвет, плечи Олега передёрнулись от утренней свежести и сырости. Он еще раз взглянул на небо, ноги сами понесли по ступенькам вниз, здесь ветра нет, затишно, а от построек идет животное тепло.
Длинная костлявая фигура двигалась навстречу, края балахона почти тащились по земле. Олег подумал, что жрецы наверняка наступают друг другу на полы, а то и на свои собственные .
Окоем кивнул ему безразлично, глаза устремлены вперёд, Олег спросил громко:
— Погоди, что там за дурь с этим... хождением босиком по углям?
Окоем остановился нехотя. Олег видел в глазах жреца острое желание послать его в преисподнюю, какое дело чужаку до их ритуалов, но этот чужак пришел со Скифом, правитель постоянно к нему прислушивается, и Окоем нехотя буркнул:
— Тебе-то что?.. Она должна доказать, что невиновна. Народ лучше повинуется правителям непорочным. Тем, которые лучше, чем они сами.
— И только?
— А что еще?
Олег наконец поймал ускользающий взгляд верховного жреца:
— Не хитри. Зачем это тебе? Твои звезды тебя подвели...
Окоем ответил неожиданно зло, с нажимом:
— Звезды никогда не подводят! Что в небесах написано, то и будет. Просто надо читать верно. В пророчестве сказано, повторяю тебе еще раз, что от сына Колоксая пойдет великий род самых величайших правителей, полководцев, завоевателей, потрясателей Вселенной... Это мы подумали на Гелона, но ведь и Скиф тоже его сын!
Олег подумал, признал:
— Да, верно. Но всё равно что-то не сходится. Ляна — непорочна, я верю. Она пройдет по горящим углям! Окоем нахмурился, покусал губы:
— Ты... не веришь звездам? Я — верю. А они гласят, что моя дочь родит от сына Колоксая многих сыновей. Значит, Ляна не сумеет пройти испытание.
Олег предположил осторожно:
— Но есть еще один сын.
— Агафирс?
— Да. А у него, как я слышал, жены еще нет... Окоем нахмурился, пожевал губами.
— Я смотрел на звезды, — сказал он наконец. — Еще утром было две звезды в созвездии Колоксая... Но вот в полночь одна сорвалась с неба. За нею был огромный длинный хвост, но все же она погасла, даже не достигнув земли. Я не знаток неба, но такой ясный знак понять могу даже я.
Олег внимательно посмотрел ему в глаза:
— А если упала звезда Скифа?
В рассвете было видно, как потемнело лицо верховного жреца. Он стиснул кулаки, а под сухой кожей вздулись желваки.
— Я люблю Гелонию, — ответил он наконец. — Я буду сражаться за нее. И за того, кто на стороне Гелонии. И какие бы блага мне ни сулило небо, я не отдам дочь за врага моей Гелонии... врага страны, где начали сбываться мечты простого народа!
Со стороны лагеря дул холодный злой ветер. Обычно Олег мало замечал, что снаружи его самого: снег или жаркое солнце, но сейчас, когда внутри все холодеет от недоброго предчувствия, быстро продрог, совал ладони под мышки, наконец, ушел со стены в свою комнатку, которую совсем недавно делил со Скифом.
Сон не шел, весь город чует, что днем агафирсы либо выбьют ворота, либо сломают стену. И будет последний страшный бой, будет резня, кровь, крики жертв и злобный хохот победителей. А он чувствует только жалкую беспомощность загнанной в угол жертвы.
Странно, знает же, что решится все через несколько часов, но все равно мысли текут вяло, сонно, в виски покалывает, будто перетрудился, хотя за весь день не поднял и соломинки. Гнетущее ощущение близкой беды вовсе не заставило метаться в поисках выхода — сидит как пень, ждет. Чего ждет? Так корова видит мясника с топором в руках, но даже не пытается убежать или бодаться...
Задумавшись, он не сразу ощутил чьё-то присутствие в закрытой на засов комнате. Еще не понимая, что могло встревожить, рассеянно огляделся, а рука скользнула к поясу. Почти забытое движение, давно уж не хватался за рукоять ножа, но сейчас, в этом странном мире без магии...
В комнате кто-то был помимо его самого. Невидимый. Олег тряхнул головой, сделал волевое усилие, очищая мозг и зрение, и тут же из трепещущего облака вышел Россоха.
Он не отрывал взгляда от Олега, на губах неуверенная улыбка, еще не знает, видит его Олег или нет, старается идти на цыпочках.
— Ладно, — сказал Олег, — не прикидывайся. Если тебя не видели стражи, это еще ничего не значит. Мне отвести глаза труднее. Ненамного, но все же...
Россоха виновато улыбнулся, Олег подошел, неловко обнялись. Олег похлопал его по спине, усадил за стол: