— Не скажи, — возразил Олег. — Ты согрел мое сердце. Теперь оно стучит с новой силой.
Россоха хмыкнул смущенно, поёрзал, сказал невесёлым голосом:
— Олег, я осмотрел земли Гелонии и ее кордоны сверху... Глазами орла! Олег удивился:
— Сверху?
— Не своими, — объяснил Россоха, — не своими! Орел там один летал, ну я и...
— Но как? Или ты как-то сохранил свою магию?
— Увы, ее никто не сохранил... Но за свою жизнь мы что-то да научились делать лучше, чем другие... Я с детства любил птиц, зверей, потому всегда умел находить общую нить хоть с птицей, хоть с лесным зверем. На беду, Хакама умеет это делать ещё лучше. Говорят, она может даже глазами муравья. Она их любит, знает, заботится о них, вот и постигла некоторые их тайны.
— А что тут хорошего? Вот орёл — это да... Представляю, сколько ты увидел!
— Муравей заползет в такие норы, — возразил Россоха, — что куда там орлу! И все сокровища земные муравей видит и знает, где что лежит... Так вот, увидел я в самом деле, Олег, нехорошее. С Хакамой явились такие силы, что я сперва даже не понял, зачем столько. Вся конная армия Агафирса, а это, скажу тебе, теперь самое лучшее войско, что только существует на свете! А потом только сообразил, что это не Хакама привела, а сам Агафирс. Просто он не собирается здесь останавливаться. Захватив Гелонию, он обеспечивает себе прочный тыл, после чего тут же идёт дальше. Он завоеватель по натуре!
Олег поморщился:
— Нет. Это Скиф — завоеватель. В нем это живет, кипит. А вот Агафирса мы сами сделали завоевателем. Когда Гелон и Скиф ушли от Миш, то вся власть осталась Агафирсу, как будто презрительно отброшенная братьями! И хотя наследником и так является Агафирс просто по старшинству, все равно теперь на нем это позорное пятно, что он подобрал брошенное наземь более благородными братьями. Народ везде любит красивые жесты. Теперь Агафирсу постоянно приходится доказывать, что и он чего-то стоит. Вполне возможно, что для своих земель он сделал не меньше, чем сделал Гелон, и не меньше, чем сделал бы Скиф, но все равно его сравнивают с отсутствующими братьями и всякий раз говорят: а вот если бы они у нас были правителями, то у нас бы вообще молочные реки в кисельных берегах...
Россоха кивнул:
— Представляю, как это бесит Агафирса!
— Не думал, что ты такой злорадный. Подумай, не будь на Агафирсе такого пятна, пошел бы он войной на братьев? А так его легче подтолкнуть. Мол, сразу решить все задачи. Но вот то, что Агафирс двинул все войска... Это мало того что есть еще противник пострашнее — Хакама. Она, увы, не одна. С ней пятеро самых сильных чародеев белого света. И у каждого наверняка что-то из вещей, накопивших магию...
Россоха спросил грустно:
— А у тебя?
Олег сказал с досадой:
— Если б знал, где упаду... Ничего у меня нет. Ни-че-го! Я вообще презирал вещи. Черт, сейчас бы это так пригодилось... Хоть что-нибудь мелкое, я бы сумел по-вернуть, использовать. Но нет ничего. Видел бы меня один мой лохматый друг... Он еще дал мне кличку — Олег Вещий! А я такое проморгал — прекращение магического дождя. Да и самого дождя, если честно, не чувствовал, не знал о нем. Пил магию, как свинья помои, думал, что так было вечно и будет вечно. А теперь даже магической щепочки нет... Недаром про таких говорят, что на звезды смотрит, а ямы под ногами не зрит...
Россоха развел руками:
— Да, Олег... Это верно, за тобой это заметили. И не преминули воспользоваться. Мол, он все о Высоком да о Высоком, на этом и поймаем! Мы тоже когда-то о Высоком... пробовали. Но кто устал, кто увидел, что в невысоком можно быстрее нарыть радостей. Хакама тоже, говорят, искала в Высоком, но... недолго. Высокое всё-таки далеко, до него еще добраться надо, а невысокое вот оно, бери, пользуйся!
Олег сказал раздраженно:
— Так и пусть пользуется! Я при чем?
Россоха вздохнул, кротко посмотрел на него, поколебался, не зная, говорить или смолчать, все же молвил осторожно:
— Увы, не каждая даже очень умная женщина способна постичь элементарную истину — существуют и такие мужчины, которые к ней абсолютно равнодушны!..
Олег не уловил смысла, в голове гудело от усталости, а мысли плыли разноцветными обрывками.
— Когда у тебя есть только молоток, — прошептал он, — все похоже на гвоздь. Ладно... Не пора ли обратно? Уже близок рассвет. Скоро здесь начнется...
Россоха посмотрел на него добрыми печальными гла-зами.
— Я остаюсь с тобой, Олег, — сказал он просто. — Что бы там тебя ни ожидало.
Олег смотрел на Россоху, в его доброе лицо. Этот маг никогда не был ему другом, но вот такой поступок... Это действительно Поступок. Тем более для мага, который видел много такого, чего никогда не узрит простой человек. Чье сердце должно не просто огрубеть или покрыться твердой коркой, но вообще превратиться в камень.
— Побудь здесь, — сказал он. — Поспи, до рассвета еще час.
Россоха посмотрел печальными глазами:
—А ты?
— Я что-нибудь попытаюсь сделать, — ответил Олег. — Ты в самом деле зажёг огонь в моем сердце. Еще не все потеряно, если на свете есть такие люди.
Россоха смотрел вслед непонимающе, а Олег плотно притворил за собой дверь, быстро пробежал через другую комнату к окну. Второй этаж, ставни открыты, в помещение смотрит холодная звездная ночь. Луны не видно, а звезды блестят, как направленные в него стальные наконечники длинных стрел.
Внизу чернота, холод ночи. Разогретое Россохой сердце снова застыло как ледышка. Да что я теряю, мелькнула злая мысль. Утром здесь будут одни сгоревшие трупы и пепел...
Он протиснулся в окно, заставил себя разжать вцепившиеся в подоконник пальцы. В ушах сразу засвистел ветер. Он в ужасе представил, с какой силой его тело ударится о землю, как лопнет, расколется череп, во все стороны брызнет кровь, выплеснутся мозги, вывалятся внутренности...
В мозгу помутилось. Он чувствовал, как руки и ноги трепыхаются в отчаянной попытке уцепиться за воздух, удержаться, не упасть... Все тело скрутило судорогой, из горла вырвался хриплый нечеловеческий крик.
На востоке блеснуло красным, по глазам ударил оранжевый блеск, а тело охватило морозом. Дыхание рвалось из груди с хрипами, он задыхался, в изнеможении раскинул руки... широкие кожистые крылья. Над самой головой купол звездного неба, еще чуть — разбил бы голову, а внизу чернота, чернота, там еще ночь...
Куда лететь, зачем он поднялся в такую жуткую высоту, над Гелонией, над миром? Глупо для мудреца, который сперва семь раз должен отмерить... Но жизнь такова, что, пока будешь отмерять, другие уже отрежут.