Она смотрела на него. Её глаза при тусклом сиянии единственной лампочки казались темно-синими, с черным отливом.
— Идите в комнату, переоденьтесь, если хотите, — посоветовал он, — а я поставлю чай.
Она повернулась и пошла в комнату, так ничего больше не сказав. Он наполнил водой чайник, чиркнул спичкой. И снова сел на стул.
Она вышла из комнаты в том же костюме, в котором была. Только сняла колготки, порванные в аэропорту, когда он вталкивал её в машину Гасанова.
— Мне нечего одеть, — просто сказала она. — В «Маэстро Пазолини» не продают пижамы. Хотя, наверно, продают, но я не купила её. Придется остаться в этом.
— Садитесь, — предложил он, — сейчас закипит чай.
— Как странно, — села на стул Зоя, — час назад в магазине вы искрились остроумием, а теперь такой мрачный. Или это я на вас так действую?
— Нет, просто у меня обычно такое настроение.
— Вы тяжелый человек, а иногда кажетесь таким веселым и легким.
— Это обманчивое впечатление.
В ванной комнате громко капала вода. Он поднялся и, пройдя туда, затянул кран сильнее. Вода перестала капать, и он вернулся на кухню.
— Это действительно было так необходимо? — спросила женщина. — Ночевать здесь, устраивать эту безобразную драку в аэропорту, гонки по шоссе. Все это было нужно?
— Думаю, да.
Он чуть приподнялся и посмотрел из окна на соседний дом. Рядом с домом стоял автомобиль. В ночной темноте трудно было различить его очертания, но ему показалось, что это была вазовская «шестерка».
— Вы думаете, и здесь за нами будут следить, — поняла его взгляд Зоя, — но никто не знает, что мы здесь.
— Кажется, никто, — согласился он, — за вашей спиной сейчас закипает чай. Чуть отодвиньтесь, я заварю.
— Сидите, — стремительно поднялась она, — я сама заварю чай. Где заварка?
Она открыла кухонный шкаф и беспомощно оглянулась.
— Здесь только стаканы.
— Не может быть, — он шагнул к ней и посмотрел в шкаф. Отдельно стояли соль и перец. Чая нигде не было.
— Придется пить кипяченую воду, — сказал он равнодушно.
Она уже открыла рот, чтобы сказать что-то дерзкое, но, подумав, промолчала и, достав два стакана, налила в них горячую воду.
— Сахар, между прочим, есть, — достала она небольшую баночку с ровными кусками рафинада.
— Мне не нужно. Я никогда не пью даже чай с сахаром.
— И кофе тоже? — удивилась она.
— И кофе тоже. Я не люблю сахар. Два стакана быстро запотели, но по-прежнему оставались горячими.
— Честно говоря, — виновато призналась женщина, — я думала, что мы сумеем поужинать. Я ведь опрокинула на вас шампанское и почти ничего не съела.
— У нас есть сало и сыр. Но нет хлеба. Если хотите, я вам нарежу, — предложил Дронго.
И, не дожидаясь её согласия, поднялся, чтобы открыть дверцу холодильника. Иначе в маленькой кухне её просто нельзя было бы открыть. Он достал сало, сыр, разрезал все на неровные части, переложил в тарелку и подвинул к ней.
— Можете есть.
— Спасибо, — она взяла кусочек сала, впиваясь в него своими ровными красивыми зубами.
Он дотронулся до стакана. Все еще горячо.
— Теперь можете сказать мне, где находятся документы, — мягко напомнил ей Дронго, — теперь можно. Завтра я поеду за ними один.
Она покачала головой.
— Вы не сможете их найти, без меня.
— Вы их видели?
Она заколебалась.
— Между прочим, речь идет и о жизни Багирова, — терпеливо напомнил Дронго. Она подняла глаза.
— Я должна вам верить, — он не понял, был это вопрос или утверждение. Молча ждал. Наконец она решилась.
— Документы находятся на даче у брата Багирова. Там давно никто не живет.
— Где дача?
— В Петрово-Дальнем.
— Вы видели эти бумаги? — снова спросил Дронго.
— Да, — наконец сказала она после заметного колебания.
— Сколько листов?
— Это папка. Листов сто — сто пятьдесят.
— Вы точно знаете, где её можно найти?
— Знаю.
— Сколько туда ехать?
— Около часа.
Она взяла кусочек сыра.
— Вкусно, — сказала с восхищением Зоя, — давно не пробовала такого.
— Вы просто уже отвыкли от российского сыра, — равнодушно сказал Дронго, — привыкли есть французский рокфор или нечто подобное. А я вот до сих пор люблю ржаной московский хлеб.
— Ничего я не привыкла, — вдруг возразила она, — с чего вы взяли?
— Сколько вам было лет, когда вы познакомились с Багировым? — спросил он и сам ответил: — Восемнадцать. Вы были почти ребенком. Не скрою, вы сильно выросли, но в принципе всю свою сознательную жизнь вы провели, работая с Багировым. Последние полтора года. Вы сами об этом мне говорили.
— Ну и что? — с вызовом сказала она.
— Ничего. Просто жизнь вы узнали несколько однообразно. Из окон роскошных лимузинов, из лучших номеров дорогих отелей, в самых дорогих ресторанах мира. Кроме того, ваш шеф, нужно отдать ему должное, общается не только с… представителями преступного мира, но и с президентами, премьерами, министрами, деятелями науки и культуры. Да и сам он очень незаурядный человек. Но его эпоха кончилась. Среди главарей мафии больше таких нет. Им на смену идут другие — циничные, подлые, готовые на все ради наживы. Я не идеализирую Багирова, просто наряду с отрицательными качествами у него масса положительных. Он умен, чертовски талантлив, романтичен, благороден, как иногда бывали благородны карибские пираты, отпускавшие свои жертвы в шлюпках с запасом еды и питья на три дня. Но его время кончилось. Первое покушение — это первая ласточка. За ней последуют другие. А вы по-прежнему будете считать жизнь прекрасной сказкой и не замечать, как трудно живут остальные. Но только до того момента, пока не наступит конец. И тогда будет горькое прозрение. Простите, что я так говорю, но меня удивило, что вы поступили в МГУ. Я даже думаю, что ваш шеф об этом не знает. Я прав?
— С чего вы взяли?
— Вы не ответили на мой вопрос, так я прав?
— Да, — она положила сыр обратно на тарелку.
— Вы были наверняка отличницей. Я обратил внимание, как правильно вы разговариваете, — сказал Дронго, — большинство ваших сверстниц глупо хихикают или отмалчиваются. Вы умеете спорить, рассуждать, у вас прекрасная память. И, наконец, МГУ. Почему вы решили работать секретарем?