– Да, спасибо. Кофе у вас замечательный. Но чуть позже, если можно. Вы простите меня за очередной нескромный вопрос. Скажите, Надежда Семеновна, была рядом с Никитой в последнее время какая-нибудь женщина? Я имею в виду серьезные отношения.
– Женщина была. Но это несерьезно.
– Вы знаете ее имя?
– Имя знаю. Татьяна ее зовут. А как фамилия – не спрашивала. И не видела ни разу. Вроде бы она журналистка. Из первых, которые брали у него интервью. Но точно сказать не могу.
– А почему вы думаете, что это несерьезно?
– Он нас не знакомил, – мрачно сообщила Надежда Семеновна, видимо, считая, что это доказывает совершенную несерьезность отношений с журналисткой по имени Татьяна, – и вообще у него вряд ли могло случиться в личной жизни что-нибудь значительное. Ожегся однажды, и навсегда.
– Ну а как же женитьба? Он ведь прожил с Галиной четыре года.
– Не прожил, – Надежда Семеновна поджала губы, – это не жизнь была. Так, взаимный компромисс, ради Машеньки.
– Почему же так мрачно, Надежда Семеновна? – улыбнулся капитан.
– Потому что ожегся он. Я же сказала, – произнесла старушка с легким вызовом. – С самого начала не повезло. Еще в юности. Так и тащит за собой этот хвост через всю жизнь. Была у него первая любовь, с шестнадцати лет. Она же и последняя. Вышла замуж за приятеля его, за полное ничтожество… Ладно, все, увольте, не буду я об этом говорить. С убийством это никак не связано. Никоим образом.
Надежда Семеновна неловко, преувеличенно засуетилась, убирая чашку и кофейник со стола, стряхнула невидимые крошки с вышитой скатерти, взяла турку и чашку, быстро засеменила на кухню.
– Значит, вы совсем не верите в несчастный случай? – задумчиво произнес капитан ей в спину. Старушка замерла на пороге и резко развернулась. Капитан заметил, что бледные морщинистые щеки вспыхнули. Надежда Семеновна покраснела, как девочка.
– Верю, не верю – какая разница? Я старый человек, и то, что я говорю, надо надвое делить. Память плохая, да и фантазии всякие бывают. Я лучше воздержусь, не буду вам голову морочить.
– Разве вы не хотите помочь мне найти убийцу?
– Хочу. Очень хочу. Но боюсь, только помешаю, запутаю вас своей старческой болтовней, – она замолчала, но не спешила уходить на кухню, замешкалась на пороге, словно хотела и не решалась сказать что-то еще. Леонтьев молча терпеливо ждал, вдруг все-таки скажет, и не задавал больше вопросов.
Тишину разорвал оглушительный телефонный звонок, и капитан заметил, как сильно вздрогнули у старушки руки.
– Простите, – пробормотала она и, меленько перебирая ногами в байковых тапочках, поспешила на кухню, где стоял телефон.
– Ника? – услышал капитан ее громкий удивленный голос. – Здравствуй. Спасибо, слава Богу, здорова… Нет, почему? Я знала, что ты позвонишь. И не сомневалась, что ты уже в Москве… Да, родители прилетели сегодня утром… Что ты говоришь? Как кремировали? – старушка вскрикнула, послышался грохот, и капитан бросился на кухню. Там всего лишь опрокинулась табуретка. Надежда Семеновна стояла у стола с телефонной трубкой в руке и, увидев капитана, кивнула ему, мол, все нормально, не беспокойтесь. Леонтьев поднял табуретку и вернулся в комнату.
– Ну что ж, Ника, заходи, когда тебе удобно, – услышал он уже вполне спокойный голос из кухни. – Завтра утром? Нет, в десять рано. Давай к половине одиннадцатого. Устраивает тебя? Ну ладно. Будь здорова.
Она положила трубку и проворчала:
– Легка на помине.
Потом было слышно, как она возится с кофе. Через пять минут Надежда Семеновна принесла дымящуюся турку и чистую чашку.
– Я бы поставила вам кассеты, но, честно говоря, устала немного. Вы дочитывайте, не спешите. А кассеты в следующий раз. Не возражаете?
Капитан не возражал. Он допил кофе, дочитал очередное интервью и все ждал, что она спросит про кремацию, но она ни словом не обмолвилась.
Выйдя из подъезда, он уже знал, что непременно вернется сюда завтра, к половине одиннадцатого утра. Ему вдруг захотелось посмотреть на женщину по имени Ника. Он почти не сомневался, что у женщины этой большие светло-карие глаза, длинные русые волосы, густые черные ресницы и брови, что она худенькая, легкая, с тонкой шеей и гордо поднятой головой.
Ольга Всеволодовна Ракитина, как заведенный автомат, распаковывала чемоданы, развешивала вещи в шкафу. Она полгода не была дома и пыталась думать только о том, что делала сейчас, в данную минуту.
Юрин костюм надо прогладить, он помялся в чемодане. На кухне опять завелись муравьи. Вот ведь пакость какая, то тараканы, то мухи-дрозофилы, а теперь муравьи. Надо купить ловушки. У Никиты нет ни одной приличной рубашки. Его замшевые ботинки надо отнести в мастерскую, чтобы сделали набойки.
Хорошо, что она не видела сына мертвым. Очень хорошо, потому что в жизни бывает всякое. Во время войны ее маме пришла на отца похоронка, а в пятьдесят четвертом он вернулся. Оказалось, что попал в окружение, потом в плен, а в сорок пятом освобожденных из Маутхаузена военнопленных в телячьем вагоне прямиком повезли в лагерь, под Магадан.
Ольга Всеволодовна протерла тряпкой письменный стол сына, из пластмассовой банки вытянула специальную спиртовую антистатическую салфетку, чтобы протереть экран и клавиатуру компьютера, и вдруг рука ее замерла, зрачки расширились.
– Юра! Подойди, пожалуйста, сюда! – крикнула она так громко, что Юрий Петрович, занятый уборкой кухни, вздрогнул и уронил швабру.
– Смотри, что это за пятна? – она склонилась к клавиатуре, осторожно взяла в руку белую компьютерную мышь.
Пятна были сухие, темно-бурые.
– Такие же есть на раковине в ванной, – задумчиво произнес Юрий Петрович, – и еще, вырезан кусок линолеума под буфетом. Буфет двигали. Щель осталась совсем небольшая, то есть отодвинули, а потом каким-то образом подтянули назад, к стене. Я заглянул в Щель. Дверь черного хода откупорена. Там, за буфетом, валяются гвозди и пассатижи. И еще, под лавкой я нашел большой пакет из супермаркета. Блок сигарет пачка кофе, сахар, вакуумные упаковки ветчины и сыра. Еще зубная паста, набор одноразовых лезвий, мыло. Там сохранился чек. Все это было куплено пятого мая, в два часа ночи. В два часа пятнадцать минут. То есть десять дней назад. Странное ощущение. В доме идеальный порядок, словно Никита устроил совсем недавно генеральную уборку. Но при этом пакет с продуктами так и остался валяться на полу под лавкой.
– Никита? Генеральную уборку? – нервно усмехнулась Ольга Всеволодовна.