Бар был стандартный: вдоль стены с окнами тянулись кабинки, за стойкой высилась зеркальная стена. Боковые стены были вручную расписаны видами пустыни: полынь, кактус, жгучий песок, яркое солнце, все искусно подобрано с целью вызвать у зрителя жажду. Бармен красовался в алой жилетке, в дизайне высоких табуретов у стойки доминировал красный пластик, у посетителей были раскрасневшиеся, румяные лица. Время здесь не стояло на месте, а словно колебалось. Час коктейля был растянут с пяти до восьми. Вообще-то в баре было всего полдюжины посетителей, но их немногочисленность восполнялась производимым ими шумом. Эти седеющие мужчины, перешагнувшие средний возраст, одетые в ладно скроенные повседневные пиджаки и клетчатые жилетки, привыкли разговаривать так громко, как им, черт побери, хотелось, притом и на работе, и в общественных местах. Неизвестно, что могло заставить их говорить тише дома; но здесь-то они были не дома — специально заглянули сюда пропустить рюмку-другую до ужина и немного расслабиться. Эти парни почти всегда обсуждают дела за выпивкой или за ужином, и их жены, должно быть, уже привыкли к этому; во всяком случае, они знают, откуда берутся деньги, и не сидят дома, не зная, чем заняться, — всегда можно посмотреть кабельное телевидение.
В обеденном зале оказалось много посетителей, но мало чего неожиданного. Кабинок здесь не было, только квадратные или круглые столы, на каждом из которых стояла зажженная свеча в стеклянном подсвечнике и вазочка с единственной розой. Поскольку это помещение было открыто относительно недавно, оно не могло похвастаться люстрами, свет был отраженный и, что приятно, не флюоресцентный. Эми заметила, что клиенты в зале в основном среднего и старшего возраста и почти половину из них составляют матери и жены. Разговаривали здесь тише, каждый третий мужчина был без жилетки и без галстука, однако пиджаки были на всех. В городках, подобных этому, которые авторы рекламных буклетов описывают как средоточие провинциальных добродетелей, ужин в загородном клубе все еще оставался своего рода ритуалом, позволявшим отличить джентльменов от просто хороших парней.
Наверное, некоторые вещи никогда не меняются. Метрдотель, который встретил их и проводил к столику, был белым, а официанты и их помощники — черными: все тот же расклад — хозяин и наемные работники. Официант по имени Квентин был очень хорош. Он принял заказ у Эми — мартини с водкой — и, с молчаливого согласия Ремсбаха, записал двойное виски со льдом на него. Очевидно, вкусы ее сотрапезника здесь были хорошо известны. Эми просмотрела меню и выбрала речную форель, печеную картошку и салат, кофе потом, а вот Отто Ремсбах не утруждал себя заказом. Через соответствующие промежутки времени ему подали креветки, еще одну порцию виски, потом ресторанный стейк с кровью и еще раз двойное виски.
Но Эми не особенно обращала внимание на все это. Она внимательно вслушивалась в то, что говорил Ремсбах; речь его лилась гладко, как и виски, прервавшись лишь дважды в самом начале вечера. В первый раз это произошло, когда Ремсбаху кивнула в знак приветствия направлявшаяся к своему столику пара, которую Отто в ответ коротко приветствовал как «мистера и миссис Эвершем».
— Мэр Монтроза и его лучшая половина, — сказал Ремсбах, кивнув в сторону удалявшихся фигур. — Нет смысла вас знакомить — они не скажут вам ничего интересного. И потом, он меня терпеть не может, а она теперь всю ночь не будет спать, пытаясь разгадать, что я тут делал с какой-то незнакомкой.
Это замечание прозвучало после креветок и второй порции виски, но Эми отметила, что смех ее партнера уже слегка превысил принятый здесь уровень децибел. Хорошие парни иногда позволяют себе лишнее.
Почти сразу он прервался вторично, чему Эми была только рада. На сей раз ее познакомили с худощавым остролицым мужчиной средних лет, в котором интереснее всего была симпатичная жена на двадцать лет моложе его. Не высший класс, отметила Эми, однако, опустив взгляд и посмотрев на ее обувь, переменила свое мнение. Наличие в этом захолустье сшитых на заказ туфель из крокодиловой кожи говорило о хорошем вкусе, которого могло быть вполне достаточно для образцового брака.
— Эй, Чарли, привет! — Ремсбах повернул голову в сторону пары.
На женщину он не обратил никакого внимания, несмотря на то что именно она кивнула в ответ на его приветствие. Наверное, все-таки не жена, решила Эми, хотя, если не считать собрания анонимных алкоголиков в баре, нравы здесь, судя по всему, были весьма консервативные, и, чтобы привести в это общество, полное достойных и уважаемых жен и матерей, какую-нибудь девицу, требовалась немалая смелость. Впрочем, если вдуматься, то и Ремсбах проявил известную смелость, приведя сюда особу вроде нее. Но довольно поспешных суждений — несмотря ни на что, она хотела познакомиться с этим человеком. И Ремсбах тут же удовлетворил ее желание.
— Сенатор, хотел бы представить вам мою приятельницу. Мисс Хайнс, это Чарли Питкин. Советую вам аккуратнее подбирать выражения, когда будете говорить с ним обо мне, ибо так случилось, что он мой адвокат.
— Вы ведь писательница, да? — Эми кивнула, и худощавый мужчина едва заметно улыбнулся. — В таком случае, думаю, я догадываюсь, что привело вас сюда. Отто, наверное, сможет ответить почти на все ваши вопросы, но если есть что-то еще, что, по-вашему, смогу рассказать вам только я, то я почти всю неделю буду на месте. Вы сможете найти меня в моем офисе.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала Эми.
Чарли Питкин покачал головой.
— На самом деле это всего лишь уловка, цель которой — появление моего имени в вашей книге. — Он кивнул в сторону Ремсбаха. — Позвоните мне насчет того дела.
— Завтра же утром.
Эми вместе с Ремсбахом смотрела, как Питкин и его неопознанная партнерша направляются к официанту, который терпеливо ждал в дюжине шагов от столика.
— Он и правда сенатор? — спросила Эми.
— Разумеется. Уже три срока в законодательном собрании штата. — В голосе Ремсбаха послышалось раздражение. — Никогда не помешает иметь адвоката, который разбирается в политике. Надо отдать ему должное — у него хороший еврейский ум, и он здорово мне помогает.
В этот момент Эми ничего так не хотелось, как попрощаться с Фейрвейлом. И она распрощается с ним навсегда, пообещала она себе, как только выполнит свою миссию. Она прибыла сюда, чтобы собрать сведения для своей книги, и самым разумным было вопринимать людей вроде Ремсбаха как часть этой задачи. Эми вспомнила нескольких людей, у которых она брала интервью для первой книги, — проституток, торговцев наркотиками, насильников. В сравнении с ними Отто Ремсбах едва дотягивал до четвертого деления на воображаемой шкале от единицы до десятки. С ним она справится. Едва она это подумала, как, по странному совпадению, та же мысль прозвучала в речи Ремсбаха.
— …справился, — говорил он. — Он все организовал для того, чтобы я мог получить собственность Бейтса. Вот где понадобилась политика. Я-то планировал просто восстановить дом и часть мотеля и открыть доступ туристам, беря по два-три доллара с человека. Питкин же предложил кое-что усовершенствовать.