— Скажем, вы и Данстейбл?
— Я уже говорила, что не видела его сегодня вечером. И вы знаете, что я приехала к дому Ремсбаха одна.
— Он мог прийти пешком. Или приехать в другой машине.
— Не думаю, что он умеет водить, — возразила Эми. — Да и машины у него здесь нет. Но кто-то другой мог приехать и уехать до того, как появилась я. Должны были остаться следы шин…
— После такой грозы — нет. Все смыл дождь. — Энгстром отодвинул стул. — Кстати, вспомнил. Вашу машину перегнали сюда. Она на стоянке.
— А где ключи?
— Скажу Рено, чтобы он отдал их вам. — Энгстром поднялся.
— Спасибо.
У Эми было около сорока пяти секунд после ухода шерифа и до того момента, когда дверь отворилась и в кабинет вошел Дик Рено. Она воспользовалась этим временем, чтобы открыть сумочку и взглянуть на себя в зеркальце — скорее из любопытства, чем из тщеславия, — и удивилась тому, что после всего происшедшего с ней этим вечером так мало изменилась. Да, в глазах сквозила усталость, но ее можно было скрыть, если немного их подкрасить.
Эми улыбнулась собственному отражению. А может быть, любопытство — один из синонимов тщеславия? Когда дверь за ее спиной отворилась, она поспешно убрала зеркальце в сумочку и закрыла ее на молнию до того, как Дик Рено подошел к ней.
Свою накидку он, должно быть, оставил в приемной, поскольку и его форма была сухой. И только опустив взгляд и посмотрев на его ботинки, она увидела, что они сплошь заляпаны грязью.
Затем что-то звякнуло, и она подняла голову. Он протянул ей ключи.
— Как вы себя чувствуете?
— Гораздо лучше, особенно теперь, когда получила обратно свою машину. — Эми снова открыла сумочку, чтобы положить в нее ключи. — Я полагаю, это значит, что ваш шеф доверяет мне и не думает, что я этой ночью тайком покину город.
— С вами действительно все нормально? — спросил Рено. — Мне рассказали, что произошло. Для вас это, наверное, стало потрясением.
— Сейчас я в порядке. — Эми снова посмотрела на ботинки помощника шерифа. — Но где были вы, когда все это случилось?
— Шериф попросил меня разыскать Эрика Данстейбла.
— И где же вы его искали — в болоте?
— Нет, но это идея. Здесь неподалеку действительно есть болото.
— Неподалеку от чего?
— От дома Бейтса. — Дик Рено кивнул. — Энгстром думает, что Данстейбл мог отправиться туда.
— Я так понимаю, вам не довелось там с ним встретиться.
Рено снова кивнул.
— Мне ни с чем не довелось встретиться, кроме дождя и грязи. Подозреваю, у вас было больше шансов увидеть его, чем у меня.
Эми встала.
— Вы с Энгстромом много чего подозреваете, не так ли? Полагаю, теоретизировать легче, чем искать факты. Но на всякий случай доведу до вашего сведения то, что уже сказала ему. Я не видела Эрика Данстейбла этим вечером, я понятия не имею, куда он ушел, и мы не объединяли с ним усилия, чтобы совершить убийство.
— Я никогда этого не утверждал, — быстро ответил Рено. — И я не возвратил бы вам ключи от машины, если бы шериф и вправду подозревал вас.
— Тогда зачем он устроил мне допрос?
— Когда происходит что-то подобное, то выбор невелик. Нужна любая информация, и притом быстро. Но с вами-то как раз все ясно. Шериф знает, что мы вместе ужинали. Дежурный в гостинице сообщил ему, что вы разговаривали со Стейнером и Ремсбахом и пытались дозвониться до Данстейбла. Мы знаем, во сколько вы ушли из гостиницы, и если ваши слова о встрече с Гомером в редакции газеты подтвердятся, то это значит, что у вас просто не было времени, чтобы совершить даже одно из этих убийств. — Рено улыбнулся. — Не говоря уже о том, чтобы подложить мать Бейтса к Ремсбаху в постель.
— Что?
— Ее восковая фигура лежала рядом с его телом. Вы этого не знали?
Эми не ответила. Она подошла к двери и рванула ее на себя. В приемной стоял гул голосов и звенели телефоны, к которым никто не подходил. Помощник по имени Эл, Айрин Гровсмит и шериф Энгстром отвечали на звонки, сидя каждый за отдельным столом, а аппараты на трех других столах продолжали безответно роптать.
Эми быстро подошла к Энгстрому. Когда она остановилась возле него, он как раз закончил разговор, и его указательный палец завис в воздухе, готовый опуститься и установить связь со следующим абонентом.
— Эти чертовы телефоны звонят не переставая, — пробормотал он. — Рок-центр, Монтроз, «Канзас-сити стар» — все подряд. Не пойму, как новости разлетаются с такой быстротой!
— Я тоже, — громко произнесла Эми. — Особенно если учесть, какие усилия вы предпринимаете, чтобы утаить информацию.
Палец Энгстрома, уже начавший было опускаться, остановился.
— Повторите.
Эми продолжила недрогнувшим голосом:
— Почему вы не сказали мне о том, что в постели Ремсбаха нашли манекен миссис Бейтс?
— Кто вам об этом сообщил? — Вид у шерифа был крайне недовольный. — Я всем строго-настрого приказал…
— Скрывать информацию?
— У меня есть на то причины. И вы не имеете права спрашивать меня о них.
— А вы не имеете права учинять мне допрос. — Эми заговорила спокойнее. — Не волнуйтесь, я не собираюсь писать для газеты. — Она помолчала, обводя взглядом приемную. — И коли уж зашла речь о газетах, где Хэнк Гиббз? Уж ему-то наверняка было бы интересно узнать последние новости.
— Это верно. — Энгстром нахмурился. — Если только он сам не стал новостью.
Телефоны Энгстрома, возможно, звонили всю ночь, но, когда Эми вернулась в гостиницу, выяснилось, что ей не звонил никто. Дежурный за стойкой закончил свою смену — и, вероятно, дочитал комикс, — но Эми не сомневалась, что и его сменщица будет прослушивать ее телефонные разговоры.
И тем не менее первое, что она сделала, поднявшись в номер и сбросив туфли, — это набрала номер телефона Данстейбла. Ответа опять не было.
Куда он мог исчезнуть и почему? Вопросы возникали один за другим, и она снова и снова отбрасывала их, или пыталась это сделать. Трудно отделываться от вопросов, когда ты так устала, когда так много всего произошло и так много чего есть обдумать.
Но сегодня Эми не собиралась ни о чем думать. На это у нее будет завтрашний день, а сейчас ей требовался отдых. Время близилось к полуночи, и если макияж необходимо было снять сегодня, то душ мог подождать до утра.
Душ был отложен, халат надет, а Эми готова ко сну. Но оказалось, что сон не готов снизойти к ней.
По крайней мере одному она была рада: когда она закрывала глаза, перед ней больше не мелькало лицо Дорис Хантли. Проблемой теперь было не то, что ей довелось увидеть, а то, чего увидеть не довелось.