Отто Ремсбах, в горизонтальном положении. Нож мясника вертикально торчит из его груди. Тринадцать ударов. Окровавленная постель. Крови в нем как в раскормленной свинье. А мать Нормана… и она в крови?
Эми никогда не видела мать Бейтса, да и не хотела ее видеть, но единственный способ не видеть ее сейчас — это лежать с открытыми глазами. Не закрывать глаза и стараться не думать о том, что произошло нынче вечером в доме Ремсбаха. Возможно, шериф Энгстром все же был прав и это не ее дело.
Дело. Вот о чем следовало думать. Ее дело — написать книгу, и если быть до конца честной, то нельзя не признать, что случившееся сегодня разворачивало ситуацию в весьма выгодном для нее направлении.
Теперь, после сегодняшних событий, не могло быть и речи о том, чтобы покинуть город завтра или послезавтра. Конечно, то, что произошло этим вечером, было ужасно, но с ее стороны было бы лицемерием отрицать, что это еще и невероятно интригующе. Ужасно было то, что рисовало Эми ее воображение, заинтригована же она была тем, как все случилось на самом деле.
Все эти ее мечты насчет триумфа теперь могли сбыться, и не следовало испытывать из-за этого чувства вины. Эми еще раз напомнила себе, что она не в ответе за произошедшее, — она не могла ни ожидать, ни предотвратить этого и никаким образом не может изменить ничего сейчас.
Быть может, доктор Стейнер поможет завтра все расставить по своим местам. Теперь, как никогда, важно было поговорить с ним; его голосом говорил разум. Столь же необходимо было встретиться с Эриком Данстейблом. Его голос не был голосом разума, но одним разумом не объяснить странного поворота событий, который имел место этим вечером.
А может, Данстейбл и сам замешан в этом деле? А Хэнк Гиббз? Действительно ли шериф подозревает его — в силу причин, которые предпочитает пока держать при себе? Или только потому, что его местонахождение неизвестно? Отсутствие человека заставляет его любить сильнее или, как в этом случае, сильнее биться сердца. Хэнк Гиббз, несколько циничный рыцарь в несколько побитых доспехах, — серийный убийца? От Эрика Данстейбла бросает в дрожь, но он безобиден; интересно, а его бросающие в дрожь идеи тоже безобидны? И если вдуматься, окрестности дома Бейтса — не единственное место, где Дик Рено мог заляпать грязью свои ботинки. В любом случае, разве дождь не должен был смыть эту грязь? С такой же легкостью дождь мог смыть следы крови.
Так, пройдя по кругу, она снова вернулась от своего дела к делу шерифа. Что ж, если у Дика Рено и была кровь на ботинках, то это его проблема. Это не делало ее леди Макбет: на ее руках не было крови. [54]
Крови на руках не было, а вот аккуратный макияж на ней был всегда, когда она ходила на те ток-шоу. И впредь будет ходить, и книга ее выйдет, и все сны сбудутся. Хорошие, по крайней мере. Плохие сны ей не нужны. Сны о Дорис Хантли и ее колье. Сны об Отто Ремсбахе и хирургическом вмешательстве в его сердце. Это была не тема для шуток, но иногда нужно засмеяться, чтобы не вскрикнуть.
Нет, это было нешуточное, настоящее, серьезное дело. И когда она начнет писать книгу, она сделает серьезную честную работу. В свете — или во тьме — последних событий ей следовало бы еще раз встретиться со своими издателями. Это будет куда более масштабный проект, чем планировалось изначально, требующий значительных временных затрат, что предполагает новые переговоры.
Деньги на крови? Эми снова напомнила себе, что не обязана ни перед кем отчитываться за то, что произошло здесь как до, так и после ее приезда. Да и извлекать из этих событий какую-либо прибыль она не собиралась. Тогда почему же она рассуждает о своей книге на языке гроссбуха? Откуда взялись слова «отчитываться» и «извлекать прибыль» в словаре того, кто считает себя серьезным писателем? Она же находится совсем в других условиях.
Условия. Ей и в самом деле необходимо было пересмотреть условия контракта. Но еще больше ей была необходима честность. И если это означало признание того, что она, как и все, работает по найму, значит, быть посему. Никто не говорил, что Шекспир делал свою работу даром.
Эми снова вспомнила леди Макбет. К черту ее. Пора перестать обо всем этом думать и отправляться спать.
Но заснуть оказалось не так-то просто, однако в конце концов Эми погрузилась в сон, который, к счастью, был глубоким и спокойным.
О наступлении утра возвестило яркое солнце, и вскоре это подтвердил телефон, стоявший на столике возле кровати. Эми с трудом открыла глаза и с трудом поняла, чего от нее хотят, когда сняла трубку. Кто-то из «Ассошиэйтед Пресс» звонил снизу и хотел взять у нее интервью — удобно ли будет, если он поднимется к ней, или она предпочитает встретиться с ним в холле? Первым желанием Эми было послать звонившего к черту — на часах было только восемь, — но она сказала ему, что спустится к восьми тридцати.
Едва она зашла в душ, как снова раздался звонок. Обернувшись полотенцем, она вернулась и сняла трубку. На этот раз звонил кто-то из сент-луисской газеты, но повод был тот же.
Не успела она открыть ящик бюро, как телефон зазвонил в третий раз. Радиожурналист из Монтроза хотел взять у нее интервью.
Только тут она осознала свою ошибку. Интервью могло стать хорошей рекламой, но в итоге это будет означать, что она расстанется с материалом, который следовало бы приберечь для книги.
Разъединившись, она позвонила вниз и попросила больше ни с кем ее не соединять. Дежурный пообещал, что будет записывать, от кого и что нужно ей передать.
Как только Эми надела белье и нанесла косметику на тщательно умытое лицо, дежурный нарушил свое обещание.
— Нет, не нарушил, — возразил Хэнк Гиббз. — Мне пришлось шантажировать его, чтобы он соединил меня с вами. Просто я хотел предупредить вас, что враг развернулся в полную силу, так что ждите удара.
— Где вы были вчера вечером? — спросила Эми.
— Расскажу при встрече.
— Но те люди в холле…
— …зайдут к вам в номер, если вы не спуститесь в обещанное время. — Гиббз сделал паузу. — Или вы хотите избежать общения с ними?
— Вы читаете мои мысли! Но как?..
— Помощь уже идет.
— Подождите…
Он повесил трубку. И едва Эми затянула молнию на юбке, как он уже стучал в дверь.
Она впустила его, не успев надеть туфли.
— У меня на голове черт знает что, — пробормотала она. — Я не могу идти вниз в таком виде.
— А вы и не пойдете. — Гиббз кивнул. — По-моему, ваши волосы выглядят великолепно, но, если хотите что-то сделать с ними, прихватите расческу и зеркальце. Моя машина на Второй улице.