— Пойдемте со мной. Разумеется, если он придется вам по душе.
— Вы хотите, чтобы я пошла к вашей машине?
— Да, потому что... Пойдете?
— Ладно. А где она?
— Вон там, за углом. Скоро начнет смеркаться, — немного запинаясь проговорил он.
— А нам-то что?
У нее даже намека на подозрение не было. Она не защищалась, не оборонялась, нисколько не боялась, и это его заворожило, повергло в ужас, показалось вызовом.
— А вас разве не учили не верить человеку, который предлагает вам конфетку? — Он был возбужден. — Мама вас этому не учила?
— Но ведь это не конфетка, — с особым смыслом сказала она.
— Нет, не конфетка. Это еще послаще. Если только вы любите сладкое. А мне кажется, вы любите сладкое.
— Сэм, вы меня просто заинтриговали. Только зачем вся эта таинственность?
Подошел лифт.
— О, я сам — сплошная таинственность. — Казалось, он дурачится. — Тс-сс. Мы друг друга не знаем. Молчите. Идите за мной.
Девушка засмеялась.
Они вошли в лифт. Сэм старался на нее не смотреть. Где-то между этажами она заметила со светской любезностью:
— День был чудесный, не правда ли?
— Да, чудесный, — не глядя на нее, небрежно кивнул он.
Только бы перестало стучать сердце, а то еще, чего доброго, выпрыгнет из груди. Выглянув из парадного, он заметил у самой стены дорожку. По ней он и зашагал.
Шагал он очень быстро. Машина слишком близко. «Нельзя этого делать», — думал он. И знал, что все равно сделает.
Все зависит от нее. Стоит этой маленькой глупышке пойти за ним...
Он нырнул в машину, отыскал в отделении для перчаток старый шарф, разорвал его вдоль на четыре части и откинул переднее сидение. От любопытных глаз его заслоняла дверца, поэтому ему были видны только ноги. Отступать некуда. Он согнулся, прислушался и услышал бодрое постукивание каблучков по тротуару.
Алэн повесил трубку.
— Скоро? — спросил Солсбери.
— Сию минуту. Это надежный народ.
— И все равно денька два мы подержим ее взаперти. К тому же, хоть ты и против, я все-таки позвоню в полицию и изложу им суть дела. Пускай это перестраховка, все равно невинные люди не должны подвергать себя...
В дверь легонько постучали.
— Ты здесь, Чарлз? — спросила Марта. Мужчины переглянулись. Муж Марты взял себя в руки. Он боялся говорить ей о том, что им сказал Сэм Линч. Кто знает, как она прореагирует?
— Войди, дорогая, — сказал Солсбери. Тут же раздался телефонный звонок.
Алэн взял трубку и сразу же ее положил.
— Спрашивают Кэй, — пояснил он. — Трубку снял Финни.
— Вам, ребятки, чаю или крепкого ликера? — поинтересовалась Марта Солсбери.
— Крепкого ликера, — сказал Солсбери. Он взял Марту под руку, и она в недоумении подняла на него глаза.
Алэн прошел вслед за ними в большую комнату.
— Простите, сэр, вы не знаете, где может быть мисс Кэтрин? — спросил Финни, лакей. — Ее просят к телефону.
— Она наверху, — ответил ее отец.
— Нет, мне кажется, она спустилась, — сказала ее мать. — Я полагала, она с вами.
— Она, наверное, в музыкальной, — с трудом выдавил отец.
Лакей направился в музыкальную.
Марта Солсбери высвободила руку, выпорхнула в прихожую и пропела в трубку:
— Алло? О, Филлис? Минуточку, дорогая. Кэй где-то здесь. — Взгляд Марты остановился на застывших фигурах мужчин. Остановился всего лишь на секунду и скользнул дальше.
— А все-таки, мне кажется, она наверху, — заметил Алэн.
— Должно быть, — кивнул Солсбери.
— По-моему, она могла выйти бросить письмо, — повернувшись в их сторону, предположила Марта. — Вы не думаете, что это так и есть?
Ей никто не ответил. Фигуры остались неподвижны. Лакей вернулся из музыкальной и в ожидании дальнейших распоряжений молча стоял у двери.
— Я поищу ее наверху, — сказал Алэн.
— Фил, дорогая, она вам позвонит, — сказала в трубку Марта. — Прошу прощения. — И повесила трубку.
— Кэй? — донесся сверху голос Алэна. И тревожней: — Кэтрин?!
— В чем дело? — удивилась ее мать.
Солсбери ловил ртом воздух.
— Кэтрин! — позвал он. Как слепой прошел мимо жены и бросился по комнатам. — Кэтрин!
Лакей направился к окнам.
— В чем дело? — Марта семенила своими маленькими ножками. Сначала ее высокие каблучки застучали в направлении окна, потом в сторону лестницы.
— Я думал, она вышла на улицу, — сказал Финни, повернувшись от окна. — Но сейчас возле почтового ящика никого нет.
Миссис Солсбери покачнулась. Побледневший Алэн кричал, перегнувшись через перила:
— Кэтрин!
Солсбери вернулся в прихожую.
— Кэтрин! — умоляющим голосом взывал он.
Марта Солсбери встретилась взглядом с мужем и подняла руки, как бы защищаясь.
— Кэтрин! — позвала она. Ее высокий чистый голос срывался от волнения. — Кэтрин!
Было темно. Ночь, окутавшая дощатую хижину, шептала плеском озерной волны у покосившегося крылечка, шуршала листьями, топала торопливыми ножками маленьких зверюшек по тонкой крыше.
Кроме водопровода здесь не было никаких удобств. Освещение — керосиновая лампа с грязным стеклом. От окон еще не отодрали прибитые на зиму грубые доски. Внутри царил беспорядок: неприбранные кровати, книги на столе и на стульях, железная печка посреди комнаты. И никаких занавесок, ковриков, безделушек. Лишь пестрые индейские покрывала, брошенные на две койки, да и те разные.
Кэтрин Солсбери натянула на свои окоченевшие лодыжки краешек одеяла.
Мир рухнул на улице, прямо возле ее дома. Ей долгое время казалось, будто она кружит в какой-то пустоте, где не на что опереться.
Она была перепугана, растеряна, но и рассержена тоже. И теперь злость одержала верх над всем остальным. Она больше не боялась, что ей могут причинить физическую боль. Но кровь ударяла ей в голову при одной мысли о том, что ни родители, ни возлюбленный не знают, что с ней, и что ей запрещено сообщить им о себе. И она страдала, представляя себе их страдания.
Она была молода, здорова и, как и все юные существа, уверена в себе, и теперь лежала с мокрой головой на койке лицом к доскам с подоткнутым с боков пальто и покрывалом на ногах и старалась думать. Успокоиться и думать.